Отчаяние – трутень. Ты стараешься каждую секунду, борешься, а в итоге оно высасывает из тебя всё, оставляя лишь пустоту и вонь отходов.
Тупик…
И есть лишь один выход.
Это подчинение.
Я подчинялся, потому что не мог ничего другого сделать. Я брал нож, находил животное и убивал. Брал нож, находил животное и убивал. Нож, животное и убийство. Заученная схема.
Отец научил прятать настоящую сущность так глубоко, чтобы никто не был в состоянии до неё добраться. Мне не нужно даже было прикладывать каких-либо усилий, чтобы врать. Я играл свою роль и все вокруг верили, что так и должно быть. До сих пор все верят. Конечно, роль заурядного и скучного человека – это далеко не самое интересное, что есть в жизни, но это помогает выжить. Если хочешь спрятаться у всех на виду – сделай вид, что ты очередной уставший серый призрак. Люди верят в это. Люди хотят этого, поэтому никаких проблем не возникнет. Серости приятно в серости. Не выделяйся. Но если ты хочешь, чтобы тебя уничтожили, сожрали заживо, то сделай что-нибудь незаурядное.
Единственным человеком, который иногда подозревал что-то неладное, была моя мама. Она иногда замечала, что я переигрываю, пытаюсь быть слишком уж обычным. Но когда она начинала задавать «ненужные вопросы», тут же появлялся отец, забивающей ей голову пустой болтовнёй. А потом он уводил её в спальню.
В эти моменты я чувствовал себя наиболее уязвимым, потому что переживал за маму. Я прекрасно знал, чем и почему они там занимаются, и мне хотелось это остановить. Я представлял, как отец гладит маму руками, которыми душил котят, отрубал голову собакам, вспарывал брюхо курицам, сжигал гусей, – и меня пробирала ненависть и отвращение. Но я ничего не мог изменить. Впрочем, как и обычно.
Со временем прятаться я стал по-иному. Быть обыденным – это хороший способ, но можно легко переиграть и сесть в лужу, чего я никак не мог допустить, поэтому пришлось выработать новую тактику. Я перестал претворяться…
Звучит слишком странно, я понимаю, но так оно и было.
Я просто перестал претворяться. Стал самим собой.
Нет, я не бегал по улице деревни и не кричал, что нам с папой нечем заняться, поэтому мы потрошим животных налево и направо. Окружающим всегда казалось, что я немного странный – я подарил им возможность утвердиться в своей правоте. Я начал полностью избегать людей, ни с кем не разговаривал, ходил угрюмый, не играл в игрушки, как все дети, одевался в тёмную одежду и всё своё свободное время проводил в комнате с книгой. И постоянно чего-то боялся, постоянно о чём-то думал…
Всем это нравилось, кроме моей мамы. Отцу сначала тоже не понравилось это поведение, потому что оно привлекало лишнее внимание. Но потом он понял, что привлекая внимание, это поведение так же и ослабляло бдительность окружающих. Они полностью зацикливались на моей «странности», придумывали разные небылицы, поэтому и не замечали, чем я занимался в действительности. Им и не нужнп была действительность – выдумок хватало сполна.
Отец даже похвалил меня за изобретательность, но это не та похвала, которая дарит радость. От этой похвалы мурашки бежали по телу. Разве детей нужно хвалить за то, что они грамотно скрывают свою истинную сущность? Разве детей нужно хвалить за лицемерие? Разве детей нужно доводить до такой жизни?! Вряд ли…
Подобную тактику конспирации я использую и по сей день.
Ни жена, ни дети, разумеется, не знают, чем я занимаюсь в действительности. Они думают, что я типичный офисный работник, проводящий большую часть своей жизни, сидя за компьютером в тесном кабинете с кактусом на столе и кучей бумаг. Про своё прошлое я им тоже наврал. Пришлось рассказать печальную байку о том, что вырос я в другом городе, а сюда переехал после смерти родителей, которые трагически погибли в автокатастрофе. В их машину влетел уснувший дальнобойщик. Родителей хоронили в закрытых гробах…
Грустно.
Именно поэтому я рассказал такую историю. Грусть – творит чудеса. Они охотно поверили в эту историю и приняли меня со всеми моими странностями. Знаете, иногда у меня возникает такое чувство, что, расскажи я им свою настоящую историю, они ни за что не поверят, потому что в ней слишком много грязи. Легче поверить в чистый трагизм, так как вера в него приносит удовлетворение.
Больше я им ни о чём не врал.
Помните мою тактику?. . Отлично. Я всё так же одевался во всё тёмное, даже если на улице стояла страшная жара. Всё так же избегал людей, предпочитая общению книги и покой. Всё так же носил длинные волосы, слушал тяжёлую музыку и с отвращением смотрел на мир. Мне даже не нужно было врать, когда я приходил домой уставший и злой. Они понимали, что это из-за работы. И всё действительно из-за работы. Но только не из-за тех вымышленных офисных посиделок, а из-за убийств. Но вдаваться в подробности – это лишняя трата времен, разве нет?. .
Думаю, мне необходимо сказать, что убивать мне никогда не нравилось и не нравится сейчас.