Многие люди считают, что убийцы получают некий кайф, когда прерывают своим жертвам жизнь.  Может оно и так.  Не знаю.  Никогда не общался с убийцами.  У нас нет своего клуба, нет странички «Вконтакте», мы не проводим семинары по специальности и не делимся впечатлениями о работе в «Твиттере». 
     
     Я никогда не был этаким «Дремлющим Демоном Декстером».  Да я и не всегда плохих людей убивал.  Если мне заказывали вальнуть священника и платили хорошие деньги – я убивал священника так же, как и насильника, и вора, и убийцу.  Никаких эмоций, никакого наслаждения.  Просто очередной рабочий труп.  Ничего святого. 
     
     Одно лишь отвращение. 
     
     А убивал и убиваю я лишь из-за необходимости.  Сначала заставлял отец.  Он превратил меня в чудовище, он научил меня убивать, но не научил забивать гвозди, чинить машины или играть на гитаре.  Я больше ничего не умел и не умею, поэтому деньги я стал зарабатывать убийствами. 
     
     Я мог бы научиться чему-нибудь другому, но, когда всю жизнь занимаешься одним делом, когда это «дело» становится твоей жизнью, то уже тяжело всё бросить, забыть прошлое и стать новым человеком.  Я пытался, но ничего не вышло. 
     
     НИ-ЧЕ-ГО!!!
     
     Пришлось в очередной раз смириться.  Отец гордился бы мной.  Он боготворил смерть и уважал людей, которые дарят её другим людям или животным.  В какой-то степени он даже был альтруистом – бескорыстно дарил всем вокруг смерть.  Хороший парень.  Про таких надо сюжеты по телевизору показывать. 
     
     Так, ладно, мы отвлеклись, вернёмся ко мне и к моему прошлому. 
     
     Всё покатилось к чертям собачьим, когда мама впервые увидела отца в крови.  Он тогда только пришёл с «дела» и направлялся в сарай, чтобы положить оружие и переодеться, но навстречу ему вышла мама.  Видели бы вы её лицо в тот момент.  Казалось, что в любое мгновение она закричит от испуга или… засмеётся.  Это безумно, но… Чёрт!. .  У неё было такое выражение лица, словно она не совсем понимала, что видит перед собой и как на это реагировать.  Ну знаете, как иногда бывает, когда не знаешь, что лучше: смеяться или плакать. 
     
     Но когда ступор прошёл, на отца посыпалась куча вопросов.  Он ненавидел вопросы.  Больше вопросов он ненавидел только женские сериалы, реалити-шоу и жареные пельмени.  Долбаный дилетант, если честно. 
     
     Он что-то придумал, как-то выкрутился, но это не сильно ему помогло.  Мама начала пристальней за ним наблюдать, что значило: она перестала ему доверять, что-то заподозрила, и ей захотелось со всем этим разобраться.  Сперва я обрадовался и захотел ей помочь, но все хорошенько обдумав, решил не торопить события. 
     
     Боже, да мне просто всё ещё было страшно! Даже, наверное, страшнее, чем раньше!
     Мама не знала, с каким человеком живёт, на что этот человек способен и чем этот человек занимается, пока она ему дерьмо от трусов отстирывает! Я переживал за неё… Боялся, что когда она узнает всю правду, отцовские руки больше не будут гладить её тело… Они будут забирать её жизнь вместе с моей последней надеждой, которая то вспыхивала, то потухала…
     Я молчал, тем самым оберегая маму.  Каждый раз, когда она хотела проследить за отцом, я отвлекал её, позволяя этому ублюдку потешить своё больное естество.  Я до сих пор не знаю, поступал ли я тогда правильно.  Защищая маму, я обрекал на мучительную смерть животных.  Много животных.  Это, наверное, смешно, но жизнь животных стояла у меня наравне с человеческой.  Когда я убивал всех этих кошек, собак, кур, гусей, я представлял, что передо мной человек.  Мне этого не хотелось, но моему воображению было наплевать.  Я смотрел в эти маленькие глаза, в которых таилась боль, отчаяние и страх, а видел перед собой человеческие лица… Женщины, дети, мужчины, старики… Люди… А потом я понимал, что убиваю не животных и не людей.  Я убиваю свою человечность.  От этой мысли становилось легче.  С некоторых пор я перестал себя жалеть. 
     
     Всё изменилось, когда я впервые забрал жизнь человека…
     
     Чёрт, я опять отвлёкся…
     
     Думаю, у каждого из вас был в жизни момент, когда становилось невыносимо удерживать в себе какую-либо тайну, когда хочется всё рассказать, уничтожив тайну, превратив её в общедоступную информацию.  После этого наступает облегчение, потому что вы уже не несёте никакой ответственности.  Это чертовски приятное чувство, правда?
     
     Правда.  Я точно это знаю. 
     
     Мне хотелось защитить маму – оставить её в неведении, но мне не хватило сил, чтобы удержать в себе наш с отцом страшный секрет.  Всё рушилось на глазах; монстры, подосланные совестью, вылезали из самых потаённых глубин сознания, неся за собой Тайну.  Она сопротивлялась, но её попытки были заведомо обречены на провал.  Монстры совести превосходили Тайну и числом, и силой. 
     
     В тот день отец с соседом уехали в город за покупками, а я положил свой дневник на кровать мамы, сказал, что в спальне её ждёт кое-что интересное и ушёл гулять в лес, терзая себя воспоминаниями о каждом убитом животном.  Тогда я специально вспоминал все эти кошмары.  Зачем?. .  Не знаю.  Наверное, пытался этим хоть как-то очиститься от той грязи, в которую меня окунул отец и не удосужился вымыть. 
     
     Домой я вернулся часа через два. 
     
     В какое-то мгновение мне захотелось убежать навсегда, чтобы не видеть ни маму, ни отца.  Я боялся прочесть в глазах мамы ненависть ко мне, боялся, что она не поймёт, не поверит, а подумает, что я сошёл с ума.  Взрослые редко верят детям.