Она сидит на заметенной снежными крошками скамейке и глядит вдоль пустынной улицы.  Узенькая дорога, по которой уже несколько лет не проезжал автомобиль, превратилась в один большой сугроб, с убегающими в стороны следами-тропками.  В освещаемое луной небо, кружась вихрями, взлетают тысячи ледяных кристалликов.  Ветер раскидывает их по безлюдной округе, морозным дыханием раскрашивая лицо одинокой старушки. 
      Пожилая женщина чувствует, как холод пробирается по телу, щекочет кожу.  Под широкой плотной телогрейкой бегают мурашки.  Старуха поглубже укутывается в шаль и выпускает изо рта пар, который серым призраком растворяется в морозной дымке.  Снег под елозящими на месте валенками приятно хрустит, наполняя ночь новым звуком. 
      Вокруг темно.  Деревня уже давно спит.  Огней в покосившихся избушках не видно, все силы из местного населения выпили дневные заботы и дела по хозяйству. 
      В свете одинокого уличного фонаря непрерывно валит снег.  Старушка зажмуривается, преграждая крупным белым хлопьям путь к глазам.  Кожа лица грубеет все сильней, не выдерживая натиска мороза. 
      Слева раздается шум, и женщина поворачивает голову.  К ней, сопротивляясь ветру и атакам снега, бежит собака.  Обыкновенная дворняга, худощавая, шерсть покрыта едва заметной морозной коркой.  Она подбегает ближе и виляет хвостом.  Лапы подгибаются, нижняя челюсть подрагивает. 
      — Замерзла, бедненькая? — произносит старушка.  Ее хриплый голос подхватывает ветер, и слова тонут в разгуле стихии. 
      Псина настороженно подходит чуть ближе. 
      — Была и у меня собака.  Давно…
      Она до сих пор помнит, как каждый день варила собаке еду.  Как та охраняла дом, облаивая любого подошедшего. 
      — На тебя похожая…
      Но она также помнит, как вынимала из мертвой собаки неестественно крупные зеленые иголочки. 
      Дворняга, поборов страх, приближается вплотную к новой знакомой.  Опустив морду между валенок, псина пытается хоть немного согреться. 
      — Холодная ночь, — говорит старуха.  — Он всегда приходит, когда холодно. 
      Ветер дует еще сильнее, обрушая снежную пыль с уродливых заборов, скрывающих еще более неприглядные домики.  Дворняга лежит клубочком в ногах у старушки, словно это последнее на свете место, где можно защититься от ненастья. 
      На беззвездном небе правит луна.  Только ей разрешено сегодня нести живой свет на забытую Богом деревеньку, затерявшуюся где-то в необъятной Сибири. 
      Справа отчетливо слышится нарастающий гул.  Собака, навострив уши, устремляется взглядом на дорогу.  Снежный ковер начинает темнеть.  Теперь по морозному покрывалу ветер гонит что-то еще. 
      Старуха все понимает.  Онемевшими пальцами она лезет за пазуху и достает из недр телогрейки завернутый в газету кулек.  Внимание дворняги сразу переключается на появившийся предмет.  Запах.  Очень слабый, едва уловимый, но собака очень хорошо его знает.  Мясо.  Она чувствует его невероятную притягательность.  Живот бьют голодные спазмы.  Пасть непроизвольно наполняется слюной. 
      Ветер гонит к скамейке нечто, напоминающее миниатюрный смерч.  В воздушном потоке, вместе со снегом, вращается еще что-то темное. 
      Собака напрочь забывает о мясном ломте и, поджав хвост, прячется под скамейкой.  Старуха поднимается и трясущимися руками разворачивает кулек.  Куском мяса оказывается человеческая кисть, опутанная ниточками замерзшей крови. 
      Ветер ударяет в лицо и проносится дальше, однако темная вертящаяся масса остается на месте.  С близкого расстояния можно рассмотреть, что в ночном воздухе циркулируют миллионы хвойных иголок, сливаясь в расплывчатый силуэт. 
      Собака трясется как отбойный молоток.  Страх пронзает жалкое существо насквозь, превращая дворнягу в дрожащий комок шерсти. 
      С неба падают снежинки, ложась на хвойный водоворот, обретающий человеческие контуры.  В этой клубящейся темноте, напоминающей пчелиный рой, таится настоящее зло.  Древнее существо, обретающее силу каждый год, в одно и то же время. 
      Старуха называет существо Хвойником.  Ее голос дрожит, замерзшие губы отказываются выплевывать слова. 
      — Вот, Хвойник, пожалуйста, — старуха бросает отрубленную кисть в черный поток, где та моментально исчезает.  — Только не тронь… Все тебе отдам, хватит еще надолго…
      На секунду чернильное облако замирает, а потом взрывается градом зеленых иголок.  Старуха чувствует, как хвоинки врезаются в тело, царапая кожу, как слезятся глаза от угодившего в них сора.  Перед ней больше никого нет.  Хвойник ушел.  Теперь пронизывающий ветер гоняет по сугробам только миниатюрные снежинки.  Разрезающий полотно сумрака фонарный луч, демонстрирует хоровод ледяных хлопьев, исчезающих в ночном небе.  Деревня снова погружается в коматозный сон, и тишину нарушает лишь ветряной свист. 
      Старуха падает обратно на скамейку.