В глазах, словно разраста-лась катаракта.  Стало мутно и расплывчато, точно смотришь сквозь кривое стекло, омы-ваемое водой.  Темнело.  Перешёптывание огоньков становилось более невыносимым и озлобленным… но это не имело значения. 
     
     - Всего доброго, мистер Джэйсон Крахан, бывший журналист, - это было последнее, что разобрал в шуме парень, перед тем, как провалиться в пропасть зыбкого сна. 
     ***
     В мерном шелесте дождя слышались встревоженные возгласы «Ангелов», обезумевших от беспардонной наглости одного из людей.  Они повсюду рыскали в его поисках, везде! Но так и не могли найти, когда он мирно спал в подсобном помещении храма. 
     
     Просыпался он тяжело и долго, приходя в себя, словно после драки или бурной гулянки, а возможно как после того и другого вкупе.  Голова гудела от пронзительной боли, хотя он мог точно поручится, что никто его не бил… хотя… Мало ли, что происходило, когда он спал. 
     
     Тошнотворный запах сырости и тухлых овощей сводил с ума рвотные рефлексы.  Сам он настолько ослабел, что даже на ноги подняться не мог, но после долгих изысканий всё же добился своего и встал на дрожащие, точно тонкие стебельки, ноги.  Голова заболела ещё сильнее, отдавая на левый глаз пульсацией, но Джэй сдержал и это.  Вернее попытался. 
     
     На мгновение он замер, а его рука, как змея, заползла в карман и выползла оттуда уже с обломком. 
     
     - Последняя… Ценный подарочек, - он усмехнулся и положил обломок обратно. 
     
     Слабой поступью, чуть пошатываясь, он приблизился к люку и с горем пополам поднял крышку, при этом суставы его рук заверещали диким матом.  После в нос ударил резкий запах отходов, но желания выходить через парадный вход не возникало.  Он спустился по лестнице, криками разгоняя крысособак, по наитию поплёлся к другому люку.  Через пять минуть блужданий, он нашёл его. 
     
     Люк был открыт.  Капли дождя падали Джэю на лицо, а всё те же сумерки говорили о том, что пробыл он в храме совсем недолго.  Или наоборот – целые сутки. 
     
     Вряд ли, подумал он. 
     
     Парень слушал гаркающие крики серокрылых, потом решился выглянуть наружу, но очень осторожно, чтобы не лишиться в миг головы.  Дворик пустовал, но по звукам было не тяжело догадаться, что летуны совсем рядом. 
     
     Он вылез наружу, не оглядываясь, добежал до коридора, а там уже прильнул спиной к стене, по которой сполз вниз, как тряпка. 
     
     Но его умиротворённый отдых продлился недолго.  Его прервал крик подлетающего к коридору «Ангела».  Джэйсон вскочил и помчался со всех ног.  Бежать было тяжело, но быть поданным на обед, наверное, было бы ещё хуже.  Выскочив из коридора, будто пуля из дула, он побежал в сторону своего дома.  В этот раз разрушенная панорама города сыграла положительную роль, потому что руины скрывали его от недоброжелательных глаз летунов и стукачей, которых тоже стало немало в связи с гадской жизнью.  Чем грязней квартира, тем больше тараканов. 
     
     Ему также повезло, что была ночь, поэтому большинство людей уже храпели, попрятав-шись по своим норам. 
     
     После нескольких минут беспрерывного бега у Джэя заколол бок, от этого он начал клясть пристрастие к куреву.  Но легче не было, с каждой секундой покалывание станови-лось всё сильнее и сильнее, и бежать было практически невозможно, но он старался не сбрасывать оборотов… У страха глаза велики, как говориться.  В таком состоянии, от ис-пуга, можно и Бога случайно превзойти. 
     
     … совершенно выдохшись и потеряв все силы, бывший журналист всё-таки добежал до своего дома, который приветствовал его изувеченным строением в пять этажей. 
     ***
     
     Сара лежала на грязной и подранной кровати в углу комнаты, рядом с окном забитым досками.  Около кровати стояла табуретка, на которой покоились баночки с таблетками и несколько огарок свечей.  Само помещение было отвратительно… подранные почернев-шие обои в некоторых местах затянуты паутиной; под кроватью бегают рыжие тараканы; кресло, стоящее около сломанного шкафа изъедено молью… Холод здесь тоже разгулялся на славу, но Джэйсон не чувствовал его праздного кутежа после изнурительного бега. 
     
     Глаза Сары созерцали мягкое свечение свечки.  Некогда блистающие, они посерели и впали на дно глазниц.  Жёлтая кожа, казалось, насилу натягивается на череп, обнажая скулы.  Отростки грязных поседевших волос раскинулись по подушке.  Её тонкие, как спички, пальцы сомкнулись на еле поднимающейся груди, прикрытой тонкой одеялкой. 
     
     Запах в комнате стоял ужасный, но это и не удивительно.  Джэя весь день не было дома, поэтому его бедная жена могла несколько раз сходить под себя.  Она была не в том со-стоянии, чтобы вставать с кровати.  Её мышцы просто иссохли. 
     
     Он застыл, глядя на неё, и в который раз накатывали слёзы, застыв в глазах сверкающим хрусталём.  Он помнил былой румянец на её щеках, теплоту и ласку её рук, свежесть и чистоту её лица, ароматность её шёлковых волос, доброту её зелёных глаз… а теперь всё это покрылось плесенным наростом жутких мучений… её и его.  Она высыхала, и это бы-ло видно в каждой частице её истерзанной сущности. 
     
     Парень скользнул взглядом вниз и в темноте разобрал на ковре, в виде старых тряпок, пятно.  В его отсутствие она рвалась, наверное, при этом кашляла и плакала.  Судя по все-му, рвалась она либо кровью, либо простой бесцветной жижей. 
     
     Крахан вспомнил, как до прихода гостей-хозяев они с Сарой ездили на пляж, где не было ни живой души.  Как они плескались в воде и играли в карты на берегу, греясь под солн-цем.  Сара всегда обыгрывала Джэя, от чего тот злился, но быстро утихомиривал свой но-ров.  А под вечер они разжигали костёр.  Глядели на ярые языки пламени и часами разгова-ривали, а потом занимались любовь, наслаждаясь каждой секундой. 
     
     Всё…
     
     Теперь лучшее, что он мог ожидать, так это её сон, ничем непрерываемый.  Но, к сожале-нию, и это было из разряда утопии.  За счастье мы всегда платим, скрипя зубами, плачем, рыдаем или тихо умираем, но ради секунды этого чувства порой можно заплатить и года-ми мучений.  Это лучше, нежели подыхать не ощутив ни того ни другого. 
     
     Он вытер проступившие слёзы рукавом и подошёл к Саре, полностью загипнотизирован-ный огоньком свечки. 
     
     - Здравствуй, - поприветствовал Джэй и легонько поцеловал её в щёку. 
     - Где ты был, грёбанный кретин? – будничным тоном спросила она.  У него в очередной раз от этого скрутило живот.  После того, как она стала такой, ругань стала её повседнев-ной речью.