(продолжение)
Глава третья.
Обычно, когда человека разрезают в разных местах, он умирает от болевого шока, но к Джэйсону это не относилось…
Боль он чувствовал равносильную, но никто его не резал и, на удивление, вообще не тро-гал. Он валялся на промозглой земле в застенках камеры, воняющей тухлой капустой. Единственное, что освещало помещение – это огонёк, парящий в воздухе и утихающий как цветок. Убранство оставляло желать лучшего, ибо кроме, действительно гнилой ка-пусты, здесь ничего не было.
В темноте можно было разглядеть железную дверь, но куда она вела, ведал разве что Бог.
Ноги и пальцы рук получили изрядное обморожение, поэтому-то перестали чувствовать что-либо, кроме сухого жжения. Тело разрывало от боли, но от чего возникла она, Джэй понять не мог, хоть и догадывался, что «Ангелы» не поскупились на свои мучительные штучки.
Он вспомнил всё события, произошедшие накануне, и взвыл волком, только не на луну, но на потолок, с которого падали капли воды. Живот скрутило в области желудка в мор-ской узел.
Как серокрылые вышли на Джэйсона, коли они не видели его лица той злосчастной но-чью? Настучал кто-то? Ночью его никто не видел, а если и видел, то вряд ли придал этому большого значения, потому что парящие бестии тревоги не поднимали на весь город. Не подняли и утром.
Всё было тихо.
Странно.
Значит, всё-таки летуны увидели его светлый небритый и осунувшийся лик под покровом сумеречного одеяла? Тоже вряд ли… Кроме его спины и задницы они верно ничего и не разглядели, хотя… «Ангелы» не люди, кто их знает как они видят и чем они видят.
Может весельчак Билли?
Заложил с потрохами, дабы отгородить себя от назойливости проблемного дружка? Точ-но!
И это, чёрт возьми, сомнительно!
Весьма сомнительно!
Ведь бедолаге тоже не хило съездили по мордам, не говоря уже о его сотоварищах, съе-денных заживо, даже без предварительной поджарки. Хотя тем лучше для них самих. Джэй видел, как весельчак схлопотал от серокрылых и упал навзничь, будто заправский воротила былых кабаков и дешёвых забегаловок, но, однако!. .
… его то, как раз сейчас и не было в этой треклятой яме с гнилой капустой!
И где он спрашивается? Потягивает «Chesterfield»? Или же просто за счёт длинны и чис-тоты своего языка сумел сохранить свою шкуру? Но даже если это он, то, когда он успел его заложить?! Ведь только перед визитом гостей-хозяев он обо всём узнал. Или же он действительно просто решил от Крахана избавиться, а его стукнули для красоты зрелища? Может, и крики товарищей были и не такие уж правдоподобные, как показалось тогда?
Кто знает… кто знает.
Джэйсон скривился от очередного толчка боли в спине, а через мгновение живот его бо-лезненно заурчал. Голод проснулся и громко требовал на водку. Исходя из того, что Кра-хан худо-бедно, но позавтракал, выходит то, что он пролежал здесь весьма долго. Может мир за это время окрасился в более яркие тона? А может вообще ушёл под воду на нос Са-тане? Парадокс времени в том, что за одно мгновение оно может сделать из конфетки дерьмо. Рождённый ползать – летать не сумеет? Зато рождённый летать всегда успеет упасть лицом в дерьмо…
Кто знает… кто знает.
Глубинные философские трапезы бывшего журналиста прервал скрежет открывающейся двери. Он встрепенулся и отполз к дальней стенке, сохраняя на лице маску каменного спокойствия, но стойкость его пошатнулась, когда мозг вспомнил последнее перед тем, как попасть в черноту. Кажется, он даже покраснел.
Внутрь вошёл мужчина средних лет в кедах, джинсах и сером пиджаке. Наверное «Ан-гел», ибо только эти засранцы не чувствуют холода, а крылья небось в трусы сныкал, по-думал Джэйсон. Да и личико его было опрятненько выбрито и вычищено. Прямо-таки пижон!
И почему-то лишь в данный момент парень осознал в полной мере, что ощущение ужас-ного холода и дикой боли во всём теле – признак того, что он ещё жив и способен что-то сделать. Да, чёрт возьми, жив! Но почему это «доброжелательные захватчики» поскупи-лись одарить его тело специями и сожрать с костьми?!
- Джэйсон Крахан, не так ли? – сухо произнёс пришедший, даже не вопрошая, а утвер-ждая.
- Да, - без обиняков ответил названный, орудуя уздами трясущегося от холода спокойст-вия.
- Бывший журналист?
- Да.
- Ну что ж… люди способные без заковырок назвать своё имя и бывшую профессию очень опасны. Они прямолинейны, как стрела, но, - он покивал и усмехнулся, - это лишь на первый взгляд, я прав?
- Нет. Я своё имя и профессию не называл. Вы сами с этим прекрасно справились. Мне кажется, даже, если бы это сделал я, то исключительно от скуки. Ну, а вообще надо быть глупцом, чтобы первому встречному рассказывать про себя такие сведения. Тем более в мире, который пожирает детей.
- Но, Вы, себя глупцом не считаете, как я вижу? Далеко не считаете, - он улыбнулся и на-правил свой любознательный, даже вопросительный взор на заключённого.
- Какая разница? Я не опасен, если не заметили. Вроде здесь я лежу, а не, Вы.
- Кто же тогда опасен, мистер Крахан?
- Кто опасен?. . Ну… самые опасные это те, кто приходя в гости в чужой дом, вместо слов «Спасибо за вкусный ужин» берутся за стволы и вершат своё абсолютное правосудие, - парень исподлобья взглянул на серокрылого в ожидании, что тот разозлится, но похоже они оба играли в одну и ту же игру.
- Без сомнения, Вы, правы. Совершенно!
- Я, конечно, не понимаю к чему весь этот сыр-бор, но не могу оставить просто так, Вашу, глупость. Совершенно прав, впрочем, как и совершенно свободен, лишь мертвец, но ему, похоже, насрать на эти привилегии. Прошу извинить за грубость, - на этот раз бывший журналист усмехнулся про себя. С его стороны было нелепо извиняться за грубость, учи-тывая, куда он угодил.
Всё в порядке! Всё чин-чинарём, как говаривалось!
- Не стоит. Не стоит. Вы человек прямой, а грубость, ежели она не излишняя - это признак прямоты. Вы, ведь действуете напролом, - его маска трещала по швам, еле удерживая рвущуюся наружу иронию. Джэйсон прекрасно понимал, к чему клонил его собеседник. Но пытался ли он выудить какую-нибудь у него информацию, заговорив зубы, или же хотел ещё что-то, парень не ведал.
- Когда вокруг пылает огонь, приходится прикрываться рукавом плаща и мчаться напря-мик, что есть сил, дабы не избавить мир от своего бунтарского «я».
- А, Вы, бунтарь?
- Смотря, что это для, Вас, значит? У таких, как, Вы, очень искажённое представление о мире людей. Я человек. А человек – это кукла, ослушавшаяся глупую волю своего хозяи-на, - начал парень, - и наплевавшая ему в лицо, в отместку за все страдания. Часто, после этого кукла отправляется на помойку со сломанными конечностями. В любом случае всё о’кей, ибо действие убивает зависимость от бездействия. А бездействие – рабство, - Кра-хан закончил свою тираду и потянулся в карман за сигаретой. Пришлось достать пачку.
«Winston» - фальшивым золотом блеснуло на пачке. Сигарета задымилась во рту.
