Глава первая. 
     Зелёная бездна. 
     Высокая трава услужливо расступилась передо мной, будто она была дворцовой прислугой, а я королём, и вытолкнула в новый мир с новым нутром, от которого липкий комок тошноты подступил к горлу, на лбу проступила липкая испарина, а сердце провалилось куда-то в желудок, где и замерло в ужасе.  Из груди, как рьяный конь рвалось хриплое дыхание, обжигающее грудь, а ноздри всей своей силой вбирали в себя смрадный ночной воздух, фильтруя его и направляя в лёгкие.  Вспотевшие ладони то и дело приходилось вытирать об тёмно-синие джинсы и такого же цвета балахон.  Во рту стоял противный медный привкус неудержимого страха, выливающегося через край, точно вино из бокала.  Грязно-серые глаза округлились до такой степени, что стали походить на глаза персонажей из анимэ-сериалов… Я испугался.  Я страшно испугался.  Я испугался так, что готов был продать свою душу проклятому дьяволу, лишь бы убежать, умчаться, исчезнуть из этого кошмарного места! Мне стало так страшно от увиденного, что я готов был поклясться, что в злобном вое ветра я слышу отчаянные стоны умерших душ, в шёпоте качающихся веток деревьев – насмешливые заговоры мстительных призраков, в запахе мёртвого леса – гниль тлеющей плоти, в свете полной луны – прожектор, привлекающий ко мне внимание всех недоброжелательных существ: живых и мёртвых… Боже мой! Боже милостивый! О, Господи, мать твою!. . 
     
     Передо мной раскинулся зловещий густой лес, деревья которого изображали какие-то гротескные фигуры: нагие, скрюченные, с облезлой и гниющей корой.  Меж стволов и веток вальсировал ветер, носящий вокруг тошнотворный, сладкий, зловонный запах, пьянящий рассудок.  Таившаяся повсюду тьма скрывала в себе нечто страшное, древнее, исполинское и безрассудное.  То, что может сожрать тебя лишь потому, что от тебя пахнет живым! То, что ненавидит живое и живых! То, что давно мертво и алчет кровавой мести!
     
     Что меня ждало впереди, я не знал, но, полагаясь на свою интуицию, не рассчитывал встретить там прекрасных древнегреческих богинь, которые с радостью согласятся разделить со мной ложе.  Ощущение близкой опасности, и даже смерти не покидало меня, а разрасталось внутри, как снежный ком в руках кропотливого ребёнка, создающего своего снеговика.  Этот чёртов снеговик рос с каждой секундой и грозил разорвать мою телесную оболочку в клочья! На маленькие кусочки! На молекулы! Атомы! На микрочастицы, чёрт возьми! Какого хрена мне приходится стоять здесь и удерживать свой скрутившийся желудок и взбухший мочевой пузырь!
     
     Пятнадцатилетняя Дара стояла рядом со мной с насмешливой ухмылкой на лице.  Это была довольно симпатичная для своих лет девчонка со стройной фигурой, формирующейся грудью, приятным лицом с правильными чертами, тёмно-карими глазами и чёрными, как вороново крыло волосами, завязанными в два хвостика.  Облачена она была в лёгкое весеннее платье синего цвета с кружевами.  В отличие от меня она стояла босиком на грязной земле; моё воображение настолько воспалилось, что мне казалось, что по земле ползают огромные муравьи, пауки, гремучие змеи, валяются гнилые человеческие конечности … Господи, уведи меня отсюда! Уведи! Быстрее!
     
     Глядя на младшую сестру, мне становилось не по себе: совесть впивалась в душу острыми клыками и лакала кровь с металлическим привкусом, жуткие воспоминания того рокового дня затягивались шершавой петлёй на шее, резали вены и набивали рот битым стеклом! Меня трясло, когда её мёртвые глаза сверлили меня! Она видела меня насквозь! Каждую мою мысль! Каждый жест! Всё!. .  Она читала меня, словно раскрытую книгу, и от её кошмарных неживых глаз не могло укрыться ничего! Наверное, в загробной жизни её научили ловким ухищрениям, и теперь она представляет невероятную опасность для всех и каждого!
     
     Твою мать, какой же я параноик! Успокойся… Восстанови дыхание и успокойся.  Она не хочет тебе зла.  Если бы хотела – давно убила бы, ты же знаешь! Она теперь умеет всё, а жестокость – её наркотик.  Насилие.  Насилие и похоть – вот её вечные друзья, но тебя она не тронет.  Ты ей нужен.  А она нужна тебе, чтобы выбраться из этого кошмара.  Она тебя не любит.  Ненавидит.  Желает всеми фибрами души твоей смерти.  Но не осмелится тебя тронуть! Нет! Слышишь?! Хрен ей! Чёрта с два, она хоть пальцем до тебя дотронется! Будь смелее и терпеливее! Будь…
     
     Господи!. .  Я внутренне заплакал от отчаяния.  Искреннее желание меня самого меня же взбодрить разбилось о стену, воздвигнутую моей слабостью, бесхребетностью и отсутствием силы воли, которой сейчас чертовски не хватало…
     
     Как хочется пить! Кружку холодного пива! Хотя нет! Лучше рюмочку водки или бокал виски! Что-нибудь очень крепкое… И тогда всё пройдёт.  Насилие, боль, отчаяние, похоть и младшая сестра изничтожатся в пыль и унесутся вглубь этого проклятого леса вместе с ветром.  Главное выпить… хоть немного… чуть-чуть…
     
     Я облизнул слипшиеся губы и внутренне простонал.  Я был слаб.  Чертовски слаб.  Слаб, как соломенная кукла, которой выпотрошили все внутренности, вырвали руки и ноги, оторвали глаза, забили рот ватой и зашили его… От всех этих переживаний у меня дьявольски разболелась голова.  Боль пульсировала в висках, достигая и правого глаза.  Он горел так, что, казалось, в любую секунду вытечет из глазницы, как расплавленный воск. 
     
     – Тебе страшно, братик? – нарушила молчание Дара.  Я вздрогнул от неожиданности.  Её детский голос раздражал, а от этого голова разболелась ещё сильнее.  Я скривился, но даже в мыслях побоялся обругать сестру, потому что знал… она читает мои мысли, или видит какие-то абстрактные образы… незнаю! Главное, что она их понимает!
     – Мне?. .  Страшно?. .  Ну, немного есть… вроде бы.  – Я нелепо улыбнулся, а Дара пристально на меня взглянула, въедаясь в моё естество глубиной смерти своих глаз. 
     – Тебе страшно, братик.  Я это вижу.  Не бойся.  Нам ничего не грозит, ведь рядом с тобой я. 
     – Да, точно, сёстрёнка.  Как я мог это не учесть… глупый. 
     – Ты это не учёл? – В её голосе я отчётливо расслышал нотки угрозы, хоть лицом она и осталась непроницаема, как камень. 
     – Нет, нет! Не в том смысле! Ты меня… это… не правильно поняла! Я хотел сказать…
     – Что ты хотел сказать? Не нервничай братик, меня это бесит.  – Опять угроза! Опять давление! С этой сукой невозможно говорить! Заткнись, тварь! Умри и исчезни с глаз долой! – Братик… не молчи! – взвизгнула она. 
     – Прости, прости! Я учёл, просто… просто я запамятовал.  Не в себе я.  Немного… немного некомфортно здесь. 
     – Тебе здесь не нравится? – девчонка подняла удивлённо брови. 
     – Нет, не в этом дело…
     – Тебе здесь не нравится! Твоё враньё меня бесит, братик.  Врать плохо.  Бессовестный.  Мамочка с папочкой были бы недовольно тем, что ты врёшь. 
     – Прости…
     – Да, конечно.  Но учти, что если ты ещё раз назовёшь меня сукой, я тебя убью. 
     – Что?! – Я ужаснулся настолько, что не сумел сдержать грубый вопль.