Видно кто-то из бритоголовых сильно хотел в туалет и, схлопотав кирпичом по голове, расслабился и «испустил дух».  Какая жалость.  В крутых боевиках до таких подробностей обычно не доходят, поэтому даже самые последние подонки выглядят там на порядок круче, чем в настоящей жизни. 
     
      – Я уж думал, ты меня киданёшь, братишка, – усмехнулся Стэн, обнажая изрядно поредевший окровавленный ряд зубов.  Его лицо опухло от многочисленных ударов, нижняя губа сильно кровоточила, выбитые зубы поранили дёсны, поэтому он часто схаркивал кровью, под правым глазом красовался большой фингал, мочки ушей были порваны, потому что отморозки вырвали из них серьги, а длинные чёрные волосы прилипали к грязным щекам.  Вся его одежда: чёрные джинсы на ремне с цепочкой с левой стороны, чёрная водолазка, поверх которой серая рубашка с подвёрнутыми рукавами, была заляпана его собственной кровью и грязью.  Он держался за правый бок, видимо, ему сломали несколько рёбер.  Это был мой чокнутый братец Стэн Кроули, который попадал в переделки на завтрак, обед и ужин, а иногда и на десерт.  Не очень удачный момент для знакомства, но застать его в более удачной ситуации практически то же самое, что и понаблюдать за концом света, поедая попкорн. 
     
      Я подал ему руку, он поднялся с земли, жалобно охая и кряхтя, как старик.  Его левая рука безвольно болталась в воздухе, как сарделька.  Каждый раз, когда я срывался на его зов о помощи, он выглядел примерно одинаково.  Постоянство залог успеха, так вроде говорится? Ну, посмотрите на этого парня и сделайте соответствующие выводы.  Сколько себя помню, он избегал успеха как только это возможно, точно боялся его.  Зато постоянство – его конёк. 
     
      – Я так и хотел сделать, но подумал, что Дарла меня потом загрызёт, – вяло произнёс я.  В нашей семье к матери обращались по имени, кроме самой младшей сестрёнки Кристины, ибо она одна её хоть как-то любила.  А если честно сказать, то мы чаще называли её по придуманным прозвищам: отец её называл старой ведьмой, старшая сестра Диана – долбаной маразматичкой, Стэн – чокнутой мамашей, а я и вовсе к ней не обращался.  Она же всех называла сукиными отродьями.  Если честно, её я ненавидел больше всех, так как она сделала из нашей семьи отборный дерьмовый салат, поэтому я всячески пытался забыть, что тридцать лет назад вылез из её утробы… Да, всё это звучит гнусно, отвратительно, но поверьте, в нашей семье нет порядочных людей.  Наша семья – это отдельная история, чёрт побери. 
     
      – Чёрт… Я думал, что концы отброшу… Эти ребятки опасны скажу я тебе. 
      – Ну, хотя бы раз в своей жизни сделал бы людям добро. 
      – Заткнись, Брэндон!. . 
      – Было бы неплохо, если бы ты сам сделал то же самое. 
     
      Я хотел домой в свою тёплую двухмспальную постель, где лежало две мягких подушки и лёгкое одеяло.  Ухмылка Стэна пробуждала во мне ярость, потому что именно из-за неё мне приходилось чаще желаемого сталкиваться со своей семейкой.  Мой отец Стивен однажды сказал, что лучше переспит с дьяволом, чем будет стараться чаще появляться в доме, кишащем паршивыми отпрысками его жены.  Надо порадоваться за него, ибо его желание исполнилось.  Он умер от сердечного приступа, когда увидел, как Диана трахается с каким-то пьяным фермером на его дорогой постели.  Дарла на похоронах смеялась, заливаясь дешёвым вискарём, Диана клеилась к заместителю отца, которому он передал все права на свою фирму, Стэн нажрался в стельку и провоцировал гробовщиков вступить в драку, Кристина плакала, ведь она любила папу, а я молча за всем наблюдал и мечтал поскорее свалить, ведь я не любил папу, а он не любил меня.  Однако я оказался единственным, кому он завещал все свои финансовые сбережения.  Все думали, что он поощрит Кристину, но папа был мизантропом, как и я, поэтому он не переваривал дочку на дух (впрочем, как и всех остальных).  Ко мне он всегда относился прохладно, как и я к нему.  Мы друг к другу не лезли, в итоге это повлияло на то, что я теперь богат.  Я не стал устраиваться на работу, чтобы меньше связываться с людьми, а купил себе квартиру и покинул грёбаный отчий дом.  Конечно, я был благодарен отцу, так как он избавил меня от всех хлопот, но я так и не сказал ему спасибо… Хотя, если честно, будь он жив, я бы, наверное, и не поблагодарил бы его.  Мизантроп мизантропу рознь. 
     
      Стэн смотрел на меня. 
     
      Он знал, что я его терпеть не могу, но ему нравилось изводить меня своим присутствием, своей гнусной улыбкой, своей побитой мордой… А иногда я испытывал к нему любовь.  Да, чёрт возьми! Иногда этот сукин сын казался мне лучшим на свете, и я переставал понимать, за что же я его так ненавижу.  В родственных отношениях всё так сложно, скажу я вам.  Сегодня вы любите, а завтра ненавидите, а послезавтра готовы убить из-за любви…
     
      Однажды я выбил ему несколько зубов, а он лишь засмеялся и попросил добавки, как тот псих из Бойцовского клуба – Тайлер Дёрдон.  Стэну было двадцать пять, и он казался конченым психопатом, которому самое место в лечебнице для душевнобольных.  Мой отец иногда таких называл увядшими лепестками роз.  Странно было от него такое услышать, ведь он презирал людей.  Наверное, он считал, когда люди так больны, они гораздо прекраснее и вызывают жалость. 
     
      – Не хило ты их отделал, братишка!
      – А вот над тобой они слабо постарались. 
      – Кончай! Ведь я твой брат, парень!
      – К сожалению, я это помню, Стэн. 
      – Ладно… хрен с тобой.  В любом случае, спасибо. 
      – Мне пора…
     
      Я собрался уже уходить, но этот мир не хотел оставить меня в покое.  Если у тебя есть такой брат, как Стэн, то жизнь обречена.  К сожалению, к некоторым гостям этот мир бывает чересчур жесток. 
     
      – Постой, постой… Я не смогу сейчас вести. 
      – И?
      – Твою мать, Брэндон! У меня рука к хренам сломана! Рёбра впиваются в плоть изнутри! Под глазам фонарь, и я ни черта не вижу!
      – Я очень рад…
      – Слушай… хватит, а? Ты уже перебарщиваешь.  Ты же не такой ублюдок.  Довези меня…
      – Закажи такси. 
      – Ну, стой! Чёрт… Неужели тебе так тяжело подкинуть меня до дома?!
      – Ты даже и не представляешь себе, как тяжело. 
      – Ну, перестань!. .  – Он выплюнул несколько зубов и улыбнулся.  На его зубах можно было играть в шахматы. 
     
      Когда я бил его кулаками было больно, потому что зубы рассекали кожу и пробирались до мяса, но я наслаждался выплеснувшейся агрессией.  Это похоже на онанизм.  Ты испытываешь такое дикое удовлетворение, но потом понимаешь, что совершил нечто ужасное.  Это воспоминание никогда не приносило мне удовлетворения, потому что я презирал жестокость, однако иногда и во мне она пробуждалась. 
     
      Он смеялся.  Чёртов псих.