Он хотел создать некую секту таких же чокнутых кретинов, как и он.  Боже, как же по-идиотски всё это звучит! Но узнав его, вы бы меня поняли…
     
      – Интересно, матушка будет трезвой, когда мы приедем или нет? Небось, с порога начнёт на тебя гнать. 
      – Всё благодаря тебе, мой дорогой братец. 
      – Да забей ты на эту чокнутую! Главное, чтобы Диана не была перевозбуждена, а иначе она оттрахает тебя, это страшнее матушкиных визгов! – Смех брата резал мне слух.  Его визглявые нотки впивались в мои барабанные перепонки и наносили жуткую боль, хотя я понимал, что никакой боли нет.  Это всего лишь чёртово самовнушение. 
      – Кристина ещё с вами живёт?
      – Разумеется.  Куда ей деваться?
      – Думаю, она единственная из вас, кто заслуживает нормальной жизни. 
     
      Я даже немного любил Кристину, но только потому, что она была обычной.  В ней не было ничего, что выдавало бы дурную наследственность Кроули.  Мы же все психи.  А она единственная, кто заслуживала нормальной жизни подальше от этого семейного дурдома.  Порой я задумывался над тем, чтобы вывезти её оттуда, отвалить немного деньжат и дать ей шанс вкусить здоровой жизни, подальше от Дарлы, Дианы и Стэна.  А потом я про это забывал.  А иногда даже забывал, что у меня есть нормальная младшая сестра. 
     
      – Да… Кристина тихая.  Но, кстати говоря, ей из-за этого больше всего от матушки достаётся. 
      – Я и не сомневался.  Это старая ведьма, как говорил отец, изведёт всех нормальных людей. 
      – Это точно! Чокнутая мамаша!
      Смех Стэна был для меня чем-то вроде скрежета металла по стеклу.  Хотелось заткнуть уши и выпустить ему кишки, чтобы он, наконец, заткнулся. 
     
      Когда мы выехали за черту города, погода испортилась ещё сильнее: постоянные вспышки молнии вспарывали почерневшее небо, гром сотрясал земную плоть, густые тучи низвергали из себя водопады ледяного дождя, поэтому видимость была ужасная, и даже дворники на переднем стекле слабо справлялись со своей задачей.  Стэн тем временем забил ноздри ватой, чтобы приостановить течение крови и здоровой рукой заклеивал ссадины на лице.  Он шипел, когда грязные пальцы касались свежих ран, но глядя на него, я понимал, что от этого он получает кайф.  Когда он уловил на себе мой взгляд, его лицо расплылось в кривой ухмылке. 
     
      – Почему ты не спросил меня?
      – О чём это ты? – недоумённо отозвался я, переводя взгляд на дорогу.  Я не собирался позволять ему наслаждаться моим вниманием. 
      – Ты знаешь о чём. 
      – Не имею представления. 
      – Да, ладно! Валяй, я отвечу! Тебе ведь это чертовски интересно, чувак!
      – Я ничего не собирался у тебя спрашивать!
     
      Руки слишком крепко сжали руль, и я понял, что моё терпение на исходе.  Океан спокойствия внутри стремительно иссыхал, ведь над ним нависло безжалостно палящее солнце.  Невыносимая жара грозила гибелью хрупкой цитадели умиротворения, гармонии.  Стэн хотел что-то сказать мне, но его никогда не устраивала тупая прямолинейность во всём.  Эти глупые словесные игры возникали каждый раз, когда он хотел чем-либо поделиться, независимо от того, интересует ли это его собеседника или нет. 
     
      Стэн – моя головная боль, пульсирующая в мозгу и над правым глазом; мой нестерпимый зуд внутри черепной коробки и под кожей на лице; моя бессильная ярость, гниющая внутри души; моё пересохшее горло от дикой нехватки влаги… Дарла всегда на меня накидывалась, когда я привозил его в таком состоянии, говоря, что во всех его проблемах виноват только я, хотя в действительно всё было с точностью до наоборот.  Её не волновали никакие уверения, что я постоянно вытаскивал его из дерьма, она всё равно считала, что это я дурно на него влияю и втягиваю в разные авантюры.  Вот такая благодарность! Зачем же, спрашивается, я трачу на него время и нервы?!
     
      Не знаю…
     
      Я чувствовал, как салон машины наполняется стальным запахом крови Стэна.  Ему это нравилось, потому что это не нравилось мне.  Мы оба прекрасно это понимали, но мириться с несправедливостью приходилось мне.  Если я начну возникать, то между нами завяжется драка, а это только обрадует Стэна.  Самое последнее, что я сделаю в жизни, это намерено принесу радость своему горе-братцу. 
     
      – Хорошо… как ты думаешь, почему я попросил тебя отвезти меня домой, а не в больницу? Ведь я ужасно выгляжу, и мне необходима профессиональная помощь врачей. 
      – О, боже. . .  Это я об этом должен был тебя спросить?
      – Да.  Обязан.  Не отвертишься, парень.  Иначе всё это бессмысленно. 
      – Что это, олень?! – Я – взбесившийся бык и передо мной красная материя.  Я – зловонное дыхание ненависти, просачивающееся сквозь толщу фальшивой дружелюбности.  Я – ярость.  Я – стремление причинить боль, посеять разруху и принести мучительную смерть.  Я – пульсирующая боль в моём мозгу и над правым глазом.  Стэн – мой чёртов возбудитель. 
      – Всё бессмысленно! Ты не имеешь смысла! Я не имею смысла! Все Кроули не имеют смысла! Джим Моррисон не имеет смысла! Всё в этом долбаном мире не имеет смысла до тех пор, пока я не открою тебе глаза на истину!
      – Истину?
      – Охренительно верно! В точку!
      – Ну, валяй!
      – К чёрту докторов! К чёрту больницы! Плевать на всё это! Доктора делают из нас кукол, заштопывая нашу тряпичную оболочку! Они уничтожают нас! Мы должны сливаться с недугами внутри и снаружи нас! Мы должны жить ими и тогда мы станем сильными! Мы станем бессмертными! Посмотри на меня… Я – Бог!
      – От скромности ты не умрёшь. 
      – Чёрт, да не в этом дело! Дело в том, что я не хочу избавляться от этой боли! Я не хочу выглядеть, как все эти цветные плоские карточки на улицах пыльных городов.  Именно сейчас я настоящий человек, а ты раб своих глупых внешних принципов и протухших стереотипов, братишка.  Вы лечитесь в больницах, питаетесь вкусной пищей, смотрите хорошие фильмы, слушаете приятную музыку, одеваетесь, как принцы, но при этом постоянно гниёте, как компостные кучи! Вы не люди – вы роботы с человеческим организмом внутри.  Вас нет! Вас никогда не существовало!
      – Интересно… Тебе надо было закончить колледж. 
      – Чтобы получить сраное философское образование и подавать холодные супы с фирменными салатами неблагодарным кретинам?. .  Кстати меня уволили. 
      – Неужели? – усмехнулся я.  Стэн не был никогда глупым человеком, но его характер не позволял ему сдерживать себя когда-либо.  Он менялся тогда, когда этого требовал его мозг, поэтому-то, сидя на экзамене на третьем курсе философского факультета, он плюнул преподу в лицо и сказал, что тот пустая коробка с дерьмом в голове.  Он считал, что глупо сдерживать свою истинную сущность.  Это Стэн Кроули.  В этом его жизненная философия.  И он действительно Бог, потому что способен всегда вести себя естественно.