Но кто сказал, что Бог всегда прав? Никто не застрахован от ошибок. 
      – На меня начал гнать один толстый тип, и мне пришлось вылить суп ему на голову. 
      – Великолепно. 
     
      Мы проехали захудалый деревенский магазинчик с экстраординарным названием «Товары постоянного употребления», и моё сердце сжалось в комок.  Внешне я стал похож на выжатую половую тряпку, брошеную в грязный угол к таким же тухлым и выжатым половым тряпкам.  А всё оттого, что уже через несколько минут мне было суждено встретиться с роднёй.  Вообще-то, у нормальных людей это должно вызывать радость, но, к сожалению, к таким людям ни я, ни моя семья не относимся. 
     
      – Прикинь, Диана теперь здесь работает, – сказал Стэн, показывая на магазинчик.  – Её все мужики стороной обходят, а она наоборот старается всех их заарканить.  Бедняжка. 
      – Ясно. 
      – Надо сегодня в бар зайти.  Пойдёшь со мной? Пропустим по кружечке пивка. 
      – Я уже достаточно на тебя полюбовался.  Пожалуй, хватит. 
      – Не будь занудой, Брэндон! Лучше пойти со мной, чем остаться с Дарлой и Дианой. 
      – Что ты имеешь в виду? – встревожено спросил я.  Стэн засмеялся.  Он злорадствовал. 
      – Сегодня нет автобуса в город.  Только завтра утром.  Так что у тебя нет выбора, парень, если ты, конечно, не хочешь остаться с любимой мамочкой и сестрёнкой. 
     
      Беда никогда не приходит одна? Я был настолько благодарен Стэну за подаренный чудесный день, что окончательно пожалел, что не помог тем парням, которые хотели отправить его в реанимацию.  Как ни крути, но мой братец был абсолютно прав – у меня не было никакого другого выбора.  Так что вечерком меня ожидала прекрасная компания в деревенском баре, где в гамбургерах можно было порой найти тараканов, от пива подозрительно пахло мочой, а люди не дрались друг с другом исключительно только по воскресеньям, так как к концу недели алкоголь всегда заканчивался, и бар пустовал. 
     
      – Слушай, Брэндон, меня всегда интересовала одна вещь…
      – Ну?
      – Как думаешь, почему папа женился на Дарле? Сколько себя помню, они всегда друг друга презирали! От этого и мы все чокнутыми вышли, ну, кроме Кристины, конечно.  Они всегда были такими разными… Не понимаю, хоть убей!
      – А куда же подевалась твоя философия, Стэн? Ты ведь умник, не так ли? – Сарказм выходил выжатым из пальца, но я ничего с собой поделать не мог, ведь мне хотелось хоть как-то отомстить ему за отвратительный денёк.  Больно ужалить у меня не получалось, поэтому приходилось щипаться, как в детстве. 
      – В этом я профан, чувак! Просто они тратили друг на друга время, нервы, орали и ссорились всё время, поэтому и люди вокруг них сходили с ума.  В доме было полным-полно дерьма, которое они сеяли своей ненавистью друг к другу… Зачем?! Может, из-за этого я их и не люблю…
     
      Меня никогда не интересовало это прежде, я никогда не задумывался, почему это родители решил испортить друг другу жизнь и родить детей, которых будут презирать.  Многим это покажется безумным, но тогда, когда Стэн об этом заговорил, я подумал, что в этом есть нечто здравое.  Думаю, до свадьбы у них всё было иначе.  Это очевидно! Большинство пар в мире чувствуют себя прекрасно друг с другом до того момента, как наденут кольца и поставят штампы в паспортах.  В этом что-то есть…
     
      – Мне кажется, отношения между мужчиной и женщиной сродни цветам.  Да, цветам! Сначала отношения зарождаются, а потом начинают цвести, и в итоге достигают определённой точки, то есть расцветают, радуя собой окружающих, но потом всё идёт на спад… Отношения начинают чахнуть, как вянут цветы… Так, наверное.  – За весь день, тогда мне впервые захотелось засмеяться.  Я никогда в жизни не был сентиментальным. 
      – Дон Жуан, мать его! Куда тебя понесло, парень? – Его голос вводил в транс.  Только это не расслабляло, а наоборот, напрягало.  Я погружался в тёмную пучину ярости, где бушевали мрачные силы зла, пленяющие меня.  Там, в этой темноте, я начинал чувствовать себя самим собой, ибо в тот момент я был сгустком всей ненависти на земле! Я был сгустком всей грёбаной ненависти в этой Вселенной!
      – Ты меня уморил, Стэн.  Я начинаю пороть чушь, когда ты рядом. 
      – Ну, разумеется, братишка! Людям свойственно ошибаться лишь тогда, когда какой-то надоедливый ублюдок их на это наталкивает, верно?
     
      Он издевался надо мной.  Он испоганил мне весь день, и хотел заставить меня почувствовать себя униженным.  Люди вызывали во мне отвращение, такой уж я человек, но этот… Я – средоточие ненависти в хрупком телесном сосуде.  Я – тёмное божество, таящее в недрах своей души ядовитую месть.  Я тот, кто рано или поздно заставит заткнуться этого говнюка, чёрт возьми!
     
      Проехав череду однообразных частных домов с небольшими садиками, мы свернули с асфальтированной дороги и проехали несколько метров по неровной колее.  Остановились мы около деревянного двухэтажного дома, покрашенного в тусклый зелёный цвет, к которому примыкал небольшой скособоченный сарайчик.  К дому вела узкая тропинка, покрытая мелким гравием, по бокам которой росла трава.  Я припарковал машину около калитки, заглушил мотор и постарался слиться с успокаивающим шумом весеннего дождя.  Сознание покидало тело и рвалось к небесам в бешеном порыве отрешиться от угнетающих воспоминаний.  Я враждебно взглянул на этот захудалый дом и почувствовал себя совсем маленьким ребёнком, когда я убегал на улицу от взбесившейся Дарлы, стремящейся выпороть меня за то, что я выпил больше холодного молока, чем положено.  Дом же глядел на меня пустыми глазницами окон так любопытно, словно доселе никогда не встречал.  Я поёжился, по телу пробежал холодок, хотя в машине было довольно душно и жарко. 
     
      Стэн выключил радио, закурил и уставился на меня, не выходя из машины.  Похоже, его забавляло любование моими страданиями.  В тот момент он был мне совершенно безразличен, потому что я пытался сконцентрироваться на чём-нибудь хорошем, так как если бы я зашёл в этот дом совершенно разбитым, то его стены сжали бы меня со всех сторон и расплющили бы, как Стэн любил в детстве расплющивать толстых навозных мух.  Рядом с домом моего детства, который когда-то довольно удачно высосал из меня душу, я чувствовал себя толстой навозной мухой, случайно залетевшей в чужой дом.  Я кружу под потолком и мешаю людям, которые, в конце концов, прихлопнут меня и забудут о моём существовании уже через несколько секунд.  Забавно… Если у человека, приехавшего в дом детства возникают такие ассоциации, то его смело можно назвать несчастным. 
     
      – Смотрю, ты не особенно горишь желанием зайти в гости.  – Опять ядовитая ухмылка, тонны негатива и ярость, перерастающая в головную боль.  Я держал в себе это, чтобы однажды выплеснуть с такой силой, с какой торнадо топит корабли.  Правда я боялся, что это чёртово торнадо уничтожит лишь меня и никого больше. 
      – Да… Тут нечего скрывать. 
      – И как тебе нынче перспектива пойти в бар с родным братом?
      – Никак. 
      – Неужели хочется посидеть с Дарлой и Дианой? Понимаю… Саморазрушение… Знаешь, меня иногда просто тянет к ним.  Нет, серьёзно! Я сваливаю из дома на недели, но рано или поздно чувствую, что мне дьявольски не хватает всего этого дерьма, которого в нашем доме с избытком.  Я приезжаю, выслушиваю бессмысленные крики Дарлы, сексуальные бредни Дианы и понимаю, что мне это нравится.  Моё настроение падает, в голове разрастается зудящий гнойник оттого, что их слова и они сами медленно меня убивают, но я получают от этого кайф! Торчу просто! Я опять же чувствую себя человеком, а не загнанной в угол бешеной собакой! Меня это угнетает, разбивает на осколки, разрывает в клочья, но, просыпаясь на следующее утро, я чувствую огромный прилив сил! Такую бодрость, что способен сожрать гранит! Потому что после смерти обязательно наступает возрождение.