– Всё по-старому.  Этот маленький ублюдок, думаю, скоро доиграется.  А, плевать! Все в этой жизни играют по своим правилам, поэтому-то их и не существует.  Ты как считаешь… как там тебя говоришь?
      – Митчел Кай.  Я над этим вопросом не задумывался. 
      – Хрен с ним.  – Она махнула рукой.  – Машина, небось, дорогая, да? Смолить-то здесь можно?
      – Простите не…
      – Курить? Курить можно?
      – Да… да, разумеется, курите. 
     
      Диана достала из кармана помятую пачку «Lucky Strike», зубами вынула одну сигарету и прикурила. 
     
      – Сам-то куришь?
      – Нет. 
      – Зря!
      – Почему? Я думал это вредно, да и неприятно…
      – Думал он… Херня! Это наслаждение.  После дерьмового рабочего дня грех не покурить.  Стресс, как говорят, конечно, не снимает, но расслабиться помогает.  Курение – это как секс, только оргазм быстрее и во рту неприятный привкус. 
      – И всё-таки я не хочу. 
      – Дело твоё, Митчел, я не заставляю. 
     
      Да, она выглядела достаточно эффектно.  Внешность её оставляла желать лучшего, но её характер и поведение… Таких людей убивать лучше всего, потому что сильно разыгрывается воображение, приходит неописуемое вдохновение и чувство полноценности. 
     
      Каждый день Диана смотрелась в зеркало, отыскивая на проблемной коже прыщи, которые можно выдавить, и я уверен, что перед собой она видела не обычную жительницу этой планеты с банальными амбициями и желаниями: как бы поудачней выйти замуж, как бы повыгодней устроиться на работу, как бы поприличней воспитать детей, как бы распределить время, чтобы успеть на любимое дурацкое телешоу для женщин среднего возраста; она видела перед собой нечто прекрасное, хоть внешне и уродливое (абсурдно, но это так), она видела перед собой самого Бога. 
     
      Бог – это ты сам, только ты об этом не догадываешься, потому что по телевизору и в интернете никто тебе этого не сказал, и каждое утро, чистя зубы перед зеркалом, ты видишь всего лишь жалкую марионетку Бога.  И знаешь: им стать не так уж и трудно, как может показаться на первый взгляд – достаточно эгоистично наплевать на весь мир и делать лишь то, ради чего и умереть не жалко.  И вот навязывается совершенно справедливый вопрос – что мы знаем о Боге, в таком случае? Вы знаете о Боге ровно то, что знаете о себе разделённое надвое, потому что одно из ваших я – марионетка. 
     
      Поэтому Иисус Христос – это фальшь.  Я ничего против него не имею, но такие люди, как Диана, я и, наверное, Стэн больше похожи на Бога.  Вообще Христосу повезло с пиар-менеджером, недаром же он популярен уже столько времени. 
     
      – Что это ты приумолк? Приехал знакомиться и молчишь…
      – О, простите…
      – Да перестань ты уже! Выкинь это грёбаное «те»! Давай на ты. 
      – Хорошо. 
      – Отлично. 
      – Валяй, расскажи что-нибудь про себя. 
     
      Я не собирался много с ней разговаривать, потому что мы уже подъезжали к дому, где должна была решиться её судьба.  Но я не хотел наполнять последние минуты её жизни ложью.  Перед смертью у человека открываются своеобразные перспективы.  Я, например, перед убийством жертвы, не вру. 
     
      – Я – писатель. 
      – Ни хрена себе! Чёрт возьми, да я клянусь своей потерянной девственностью, что у Стэна просто не может быть таких знакомых! То-то я подумала, что имя мне знакомо. 
      – Мы на самом деле знакомы со Стэном.  Тебя, наверное, разное социальное положение наше смущает, но мы с ним действительно знакомы – учились вместе.  Правда, его отчислили. 
      – Вот как? И где же вы учились, мистер Кай, – насмешливо произнесла она, хитро прищуриваясь. 
      – В колледже, на философском факультете, с которого Стэна отчислили с третьего курса за то, что он во время экзамена поднялся и плюнул преподавателю в лицо. 
      – Чертовски верно! Крутой нрав, да? Этот поганец никогда не позволял крутить им лживым сереньким крысёнышам.  Надо отдать ему должное. 
      – Да, он достаточно смелый парень. 
      – Но придурок… настоящий осёл, зато Дарла его больше всех остальных любит, хотя и его изрядненько гнобит. 
      – Дарла – это ваша матушка?
      – Не матушка, а стерва и алкоголичка.  Но в принципе ты прав, Митч.  Знаешь, что… обрывай лучше все контакты с семьёй Кроули, поверь мне.  Это падшие люди.  Они сведут тебя в могилу.  Послушай меня, я-то уж точно побольше тебя об этом знаю.  Поэтому я и работаю как можно больше, чтобы свалить отсюда в город, как наш засранец Брэндон.  Папочка завещал ему кучу денег, вот он и свалил куда подальше.  Нет, он, конечно, правильно сделал, но мог бы и родной сестре помочь.  Долбаный ублюдок.  Самодовольная скотина. 
      – Не любишь Брэндона?
      – Этот козёл даже хуже Дарлы.  Но… симпатичный, конечно.  Нет в нашей семье нормальных людей. 
      – Ясно. 
     
      Она никого не любила.  Ей плевать было на свою родню, и она не пыталась показать фальшивую семейную любовь, как делают многие дети, родители которых стали для них обузой. 
     
      Я уже не хотел её, как тогда, увидев фотографию.  Желание убийства возрастало, как опухоль на ушибленной ноге.  Пистолет лежал за пазухой, но я не хотел испачкать кровью салон машины, хоть и собирался её поменять в скором времени.  Один из постоянных признаков успеха – это постоянная перемена автомобиля, оружия и места жительства.  Я никогда не засиживался на одном месте больше недели. 
     
      Правила, правила, правила…
     
      Без них лишь в могилу. 
     
      Диана взглянула на меня и прикусила губу, после чего положила ладонь на правую ногу. 
     
      – Знаешь, Митч…
     
      Я не возбудился, но что-то внутри дёрнулось.  Мне нравились её мысли, её характер, поведение, но когда она ко мне прикасалась, я раздражался.