– Вот чёрт! Да туда же никто никогда не ездит! Сынок, ты хоть знаешь, что за кровопийцы там живут?
      – Да… к сожалению, знаю, но… мне по делу, отец! Я заплачу. 
      – Да хватит тебе! Заплачу-заплачу… Ладно, залезай, здесь холодно.  Вот угораздило-то посреди ночи… К Кроули…
     
      Он бубнил, рассчитывая, что я не услышу его или не разберу слов. 
     
      – Чокнутый, что ли…
     
      Видимо, и это относилось ко мне, но я не должен был этого услышать. 
     
      Внутри пахло дешёвые табаком, который покупают отчаянные бедняки и беспросветные пьяницы.  Старик был трезв, но это еще ни о чём не говорило.  Он увидел, что я изучаю его и, усмехнувшись, сказал:
     
      – Не обращай внимания… Это я с работы чалю.  Тут недалеко мойка… Устроился недавно, значит.  Вот.  Ну, я-то тутошний, деревенский, школу кончил, да и хрен бы со всем.  Работал, кем мог, значит, сынок.  Вот, теперь на мойке спину горблю.  А что делать-то? Кушать всем хочется… вот. 
     
      Всё-таки бедняк.  Но работящий.  Это хорошо.  Не люблю убивать всякое отребье, ибо после долго приходится руки отмывать, чтобы очиститься от их душевной грязи. 
     
      – Тебя как звать-то, значит?
      – Как тебе угодно, отец.  В основном люди зовут меня – мистер Мэнсон.  Знаешь, как тот серийный убийца, про которого по телевизору все говорят. 
     
      Больше во время выполнения задания я не собирался никому называть своего настоящего имени.  В отличие от многих, я учился и на чужих, и на своих ошибках. 
     
      – Да… Вот, значит, как… Ну, а я, значит, Роберт.  Зови просто Роберт, сынок.  Не люблю все эти «мистеры-хренистеры», «сэры-обосеры». 
      – Хорошо, Роберт. 
     
      Он добродушно улыбался, а сигара так и дымилась во рту, придерживаемая гнилыми зубами.  В старости хорошие зубы – то же самое, что и для прыщавого подростка горячее феррари кроваво-красного цвета с голой Памелой Андерсон внутри. 
     
      – Что ты забыл-то у этих психов? Ты знаешь они того, значит… Стэн-то ихний, младший который, обормот ещё тот… А эта старшая, Диана которая… вообще, прости меня, прошмандовка какая-то.  Брэндон вообще людей-то чурается, в город укатил, всех к чёрту бросил, говнюк… Да и Стивен, отец ихний, скончался уже от такой жизни, не лучше был.  Всё ворчал и всех на хер слал.  Одна маленькая у них ничего… ну, нормальная, я имею в виду.  Кристина вроде, чёрт её знает. 
      – Ясно.  Да, семейка ещё та… Мне надо встретиться со Стэном Кроули.  Дел он слишком много наворотил.  Проблемы у парня. 
     
      Это мой любимый метод.  Я называю его – «недосказанная правда».  Вроде не врёшь, но самого главного не договариваешь, а самое главное, обстраиваешь всё так, что собеседнику уже и не нужно знать это «главное». 
     
      – Что стряслось-то, господи?!
      – Извини, отец.  Служебная тайна. 
      – Ну, тайна, так тайна, значит.  Я и не базарюсь.  Хрен бы с этими Кроулями-Кроликами.  Мне без разницы.  Я тебя тогда довезу, значит, и сразу когти рву оттуда.  К чёрту.  Эта Дарла чокнутая много чего сделать может, значит. 
      – Не переживай, отец.  Слушай, не мог бы ты тут тормознуть на пару секунд? Отлить хочется, – сказал я, показывая на заброшенный ларёк, в котором когда-то, возможно, продавали дешёвые жвачки, которые скупали маленькие дети. 
      – Хорошая мысль, сынок! Да, значит, неплохо ты это, придумал. 
     
      Он кивнул мне.  Усмехнулся.  Плюнул в открытую форточку и вернул сигару на прежнее место. 
     
      Мы вдвоём вышли из машины, подошли к ларьку, расстегнули ширинки и приступили к опорожнению мочевого пузыря.  Мимолётное облегчение приносило слабое удовлетворение, которое, однако, постепенно смягчало жёсткие последствия моих необдуманных действий. 
     
      – Родимая пошла, да! – удовлетворённо простонал старик.  – Свежий воздух, значит, ночь, и мы тут отливаем… Облегчение классное!
      – Да отец, ты прав. 
      – Помню, когда ещё зелёный был… ну, наверное, как ты… значится, о чём бишь я? А, да! Так вот, мы с парнями приезжали сюда на крутых по тому времени тачках с девочками, затаривались, значит, дешёвым пивом, вот, и катили в лес, горланя под рок-н-ролл, который раньше чуть ли не на всех радиостанциях крутили, значит.  Ох, время было, сынок… Ну и жарили мы этих цыпочек, ты бы знал! Просто огонь было время! Да… вот так, значится.  Беги-беги струйка, порадуй старика. 
     
      Он засмеялся своим прокуренным долгими годами смехом.  Одной рукой я застёгивал ширинку, а другой достал из-за пазухи пистолет и направил его в сторону ничего не подозревающего Роберта, который изрядно надоел мне своим «значит». 
     
      – Круто! Ты прекрасно справился, дружок, – обратился к своему члену старик и опять рассмеялся.  – Значит…
     
      Он медленно повернул голову, но, наверное, даже не успел разглядеть направленный на него ствол, так как я резко нажал на курок, и пуля пробила ему голову.  Роберт упал на обоссанную землю, как куль с дерьмом, а я окончательно застегнул ширинку, положил ствол обратно и вернулся в дастер. 
     
      По радио передавали рекламу о том, что на всех экранах города показывают новый фильм с этим бездарным Николасом Кейджем.  Я переключил на радиостанцию, где звучало кантри, и поехал дальше, подпевая папочке Вилли Нельсону.  Сам дастер был, конечно, хуже моего предыдущего плимута, однако он не был забрызган кровью и мозгами, поэтому приходилось ехать на нём.