Всё в порядке.  Спасибо за вашу заботу. 
     
      Внезапно возникла абсурдная, но навязчивая мысль, что меня больше нет! Что я давно уже исчез, заблудился в дебрях собственных сомнений и догадок.  Вся моя жизнь за последний год показалась мне нереальной, карикатурной, хотя никакой другой жизни я не помнил.  Но мне казалось, что всё это жёсткая сатира на всё то, против чего я когда-то боролся. 
     
      «Всего этого дерьма не существует!»
     
      Наше прошлое, наше настоящее, наше будущее – плоды изощрённой человеческой фантазии.  Мы и есть прошлое, настоящее и будущее самих себя.  Каковы мы, каково наше нутро, таково и всё это.  Есть лишь только человек собственной персоной, а всё остальное вокруг него – это его вымысел.  Нет мира – есть человек. 
     
      Я, стоящий перед этим козлом пропащий человек, – ложь.  Иллюзия.  Чья-то очень неудачная иллюзия…
     
      – Дело не в этом! – воскликнул мистер Джонсон, теряя терпение. 
      – А в чём?! – Моё терпение тоже покидало меня, бросая на произвол судьбы.  Терпение – это такая подлая и бесполезная сука, ведь бросает она тебя как раз тогда, когда ты в ней чертовски нуждаешься. 
      – В тебе, Курт! В тебе.  Всё дело только в тебе. 
      – Да что не так-то, господи!
      – Всё!
     
      Если бы передо мной стоял кто-нибудь другой, но не преподаватель, то я врезал бы ему по морде.  Кулаки чесались, нервы лопались, но крохотная частичка здравого смысла удерживала меня от столь глупых импульсивных поступков, напоминая, какими могут быть последствия.  Тем более, этот человек искренне хотел помочь, он не желал зла, его ошибка как раз таки и заключалась в его благородном желании помочь.  Просто мне ничего этого не было нужно.  Лучше бы он относился бы ко мне так же безразлично, как и любой другой незнакомый человек на улице. 
     
      – Мистер Джонсон, я, наверное, уже пойду…
      – Нет, стой! Курт, перестань уже жалеть себя и жить тем, что произошло! Уже достаточно прошло времени, чтобы ты пришёл в себя! Целый год! Целый год прошёл с того дня, а ты до сих пор похож на высушенную рыбу! Пора уже идти дальше, хватит топтаться на одном месте.  Ты просто не имеешь на это никакого права.  В конце концов, тебе расхлёбывать всё своё дерь… ты понял.  Когда это случилось, тебя все прекрасно понимали, поэтому и не лезли, а теперь уж извини, но прошёл целый год.  Это твоё поведение просто необоснованно. 
     
      «Хоть двадцать, сраный мудак!»
     
      Если ты не суперзвезда, то будь готов к тому, что смерть твоего близкого человека будут помнить совсем недолго, поэтому и сочувствовать тебе тоже будут недолго.  В принципе, и твоя погибель моментально забудется, не обольщайся.  Дело в том, что нас, простых смертных, просто нет смысла долго хранить в памяти.  Как говорил Эрих Мария Ремарк: «Смерть одного человека — это смерть; смерть двух миллионов — только статистика».  Так вот, смерть близкого для меня – это смерть, горе; а эта же смерть для мистера Джонсона – статистика.  Ему плевать, в принципе. 
     
      Смерть?
     
      Смерть близкого? О чём это я?. . 
     
      Слова мистера Джонсона вызывали во мне ярость, но я не мог объяснить, почему так происходит.  Воспоминание пыталось прорваться сквозь толщу охранных барьеров, но они были слишком крепки. 
     
      Свист… серый «форд»… запах железа… нет, это запах не железа… это… это запах крови… ещё слышен тупой удар и оборвавшийся вскрик…
     
      «Что за чёрт?!»
     
      Хотелось схватиться за голову, разломать её пополам и посмотреть, что там происходит.  Хотя, конечно, можно было просто спросить у профессора, что случилось со мной год назад, но я считал это слишком унизительным.  В мгновение ока мистер Джонсон превратился для меня в злейшего врага: «Когда это случилось, тебя все прекрасно понимали, поэтому и не лезли, а теперь уж извини, но прошёл целый год.  Это твоё поведение просто необоснованно». 
     
      «Почему эта гнида помнит то, что со мной произошло, а я нет?! Почему?! Ему всё равно на всё плевать, а мне нет!. . ». 
     
      Я готов был расплакаться и рвать на себе волосы, но только не перед профессором.  Не хотелось оказывать ему такой чести.  Это я только потом понял, что он действительно хотел помочь, но до жути неумело, почему и причинил мне адскую боль. 
     
      – Давай, Курт, возвращайся.  Не знаю, куда ты там попал, но возвращайся быстрее, а то тот парень, что на месте тебя, совсем плох.  – Мистер Джонсон отечески улыбнулся и похлопал меня по плечу, отчего меня самого всего передёрнуло, словно ко мне прикоснулся чахоточный больной. 
      – Не трогайте меня… – сквозь зубы прошипел я.  – Не стоит… хватит уже всего этого бреда… хватит… я не нуждаюсь в вашей сра… «помощи».  Мне ничего не нужно! Отвалите все от меня, наконец!
      – Курт…
      – Не прикасайся ко мне! Не трогай! Отстань!
      – Перестань, Курт, очнись…
      – Отвали! Не трогай меня! Не нужны мне твои проклятые утешения! Что вообще вы все можете знать, самодовольные кретины?! Год, видишь ли, прошёл! Да хоть двадцать! Что это меняет?! Ни хрена это не меняет! Если бы в твоей семье кто копыта отбросил, ты бы по-другому говорил!
      – Думай, что говоришь, Курт.  Не перегибай палку.  Не создавай себе лишних проблем.  Давай… успокоимся и тихо поговорим. 
      – Да пошёл ты на хер со своим спокойствием и со своими разговорами! Не лезь ко мне! Ты… ты ничто!
      – Так, Курт, это уже слишком…
      – Пошёл в жопу!
     
      Он начал ко мне подходить, видимо, для того, чтобы успокоить, но я со всей силы толкнул его в живот, и он повалился на заднюю парту, сильно ударившись спиной.  На лице его отразилась боль, а изо рта вырвался сдавленный стон.  Видимо, он ушиб копчик. 
     
      – Господи, Курт… что ты, чёрт тебя дери, творишь?!
      – Не лезьте ко мне… все… пожалуйста… оставьте меня в покое… – произнёс я, словно читал заклинание и, покрывшись жуткой бледностью, покинул кабинет. 
      – Курт!
     
      Я как загипнотизированный выскочил из аудитории и помчался по лестнице вниз.  Больше всего на свете я хотел прибежать домой, выпить как можно больше водки и завалиться в тёплую постель, чтобы проспать там до скончания веков. 
      ***
     
      Как я и ожидал, попытка выбраться из выгребной ямы закончилась полным фиаско.  Обидно, конечно, но этого и стоило ожидать.  Сбылось самое страшное, чего я и боялся – на меня начали давить и заставляли вспоминать то, что я по какой-то причине напрочь забыл.  Процесс этот был весьма болезненный и нервный, поэтому с самого начала от него ничего хорошего ожидать не следовало. 
     
      От дурного настроения возникло желание напиться, чему я, собственно, и не воспротивился.  Кто-то говорит, что алкоголь может помочь уйти от проблем, что это хороший антидепрессант, но лично мне от него становится только хуже.  Если в трезвом состоянии я ещё мог сосредотачиваться на чём-нибудь, не связанном с потерянными воспоминаниями, то в пьяном этого никак не получалось.  Я мог злиться, бить посуду, крошить мебель, истошно вопить, бить себя и рвать на голове волосы, в конце концов, но ничего мне не помогало, лишь делало боль более глубокой, пронзительной и острой.