Ты обязан с ней проститься.  Иначе ты и все твои слова ломаного гроша не стоят.  Ради того, что ты называешь любовью, иногда приходится идти против самого себя.  Не будь трусом и эгоистом.  Если Эмма тебе действительно так дорога, как ты говоришь, то ты обязан её отпустить. 
      – Но я не смогу… Я сбегу.  Точно!
      – Придётся тебе ломать себя. 
      – За что хоть всё это?
      – Не знаю… либо за твоё бывшее счастье, либо за твою глупость. 
      – Ладно, хорошо… А что… что потом?
      – Подумай сам, Курт, – мрачно произнёс он и, кажется, я понял, о чём он.  Я ничем не подал виду, что понимаю, но тот парень ведь я сам! Наверное, он просто знал, что я понимаю и уважал то, что я не пытался спорить, как бы тяжело мне не было.  Я боялся.  И мне ничего из этого не нравилось, но внутри поселилась непонятная уверенность, непоколебимость и стремление, что бывало и раньше, в «прошлой жизни». 
     
      «Как бы не растерять мне всё это в нужный момент». 
     
      – Что ты решил, Курт?
      – Знаешь, Эмма как-то сказала мне: «Смелость – это не когда ты ради любимого человека бросаешься против пятерых качков.  Смелость – это когда ты способен в тяжёлые моменты закрыть пасть, засунуть в задницу свои принципы и броситься против самого себя».  Я готов.  Я… готов. 
      – Отлично.  Молодчина, правильный выбор.  Жаль не могу тебе сейчас пожать руку… да ты и не захотел бы.  Удачи, Курт.  Я верю в тебя.  А что мне остаётся? Я – это ты, ты – это я.  Мы обязаны друг в друга верить, приятель. 
      – Да… точно. 
     
      Мне совершенно не нравился такой способ начинать новую жизнь, а вернее вернуть старую, однако, ради Эммы я готов был на всё, что угодно.  Тем более, что я обманывал всех вокруг и самого себя целый год… Пришло время исправлять ошибки и расплачиваться за грехи. 
      ***
     
      Когда ты уже, вроде, как перестал жить, но всё ещё не мёртв, в дождливую ночь на кладбище уже не так страшно.  Если и существуют призраки, то они избегают тебя, сторонятся, потому что прекрасно понимают, как тебе уже на всё плевать.  Проще говоря, они видят в тебе нечто от них самих, чувствуют, что ты уже в одном шаге от того, чтобы стать им роднёй.  Сам ты ещё не созрел, чтобы это понять, но ещё чуть-чуть, и всё кардинально изменится.  К лучшему ли, к худшему ли, трудно сказать, но изменится.  Этого не миновать, хочешь ли ты того или нет.  И ничего с этим не поделать.  Хотя, если ты – такой же, как я, то ты сам всё приведёшь к этому изменению…
     
      Мне было чертовски тяжело прийти на могилу Эммы, уж поверьте.  Я ужасно переживал.  Другим это покажется глупостью, сущим пустяком, но лично для меня – это невероятное испытание, на которое я долгое время не был готов.  Наверное, легче было покончить с собой, нежели пересилить свою сущность и притащить зад на это чёртово кладбище. 
     
      Я стоял около могилы Эммы и молча смотрел на её надгробную плиту сквозь дождь.  Одежда промокла до нитки, холод нагло лапал моё тело, но я и не собирался шевелиться, чтобы согреться или как-то попытаться укрыть себя от дождя, чтобы не простыть.  Меня это не волновало.  Впервые после смерти Эммы я пришёл на её могилу… Было тяжело.  Страшно.  Больно.  А впрочем, я уже об этом говорил… А потом всё внезапно стихло.  Я отпускал её, и это приносило определённое облегчение, которого раньше так не хватало. 
     
      Я ждал. 
     
      Ждал, когда она полностью отпустит меня, а я – её, мы попрощаемся и продолжим свой путь в одиночку, по разные стороны исполинской стены, что выросла между нами.  Стена длинною в вечность, так кажется…
     
      Эмма говорила мне:
     
      «Что лучше, жалеть о своих прежних ошибках, или совершать их по-новой снова и снова, не зная, что это неверный путь, как по-твоему?. . ». 
     
      Она была похожа на мудрого учителя, что намеренно заставлял ученика совершать ошибки до тех пор, пока тот сам не поймёт, что делает всё неправильно, усвоит хитрый урок и всё переосмыслит.  В этом истинное учение.  Этим она помогала мне каждый раз, когда возникали проблемы.  Я любил её, но не только… Ещё я уважал её.  Это главное.  Хотя, какая к чёрту может быть любовь без уважения, не так ли?
     
      – Что ж… Я усвоил твой последний урок, Эмма.  Лучше жалеть о прежних ошибках, поэтому я здесь, правда?. .  Да.  Спасибо… Большое тебе спасибо, детка.  Знаешь, я сделаю всё, как нужно.  Как хотела бы ты.  Да, чёрт возьми! Именно так и сделаю.  Я уже больше не буду нюни пускать.  Я не сдамся, обещаю, детка.  Никогда.  Пока мозги мои паутиной смирения не покрылись, я буду жить, как требуют того разум и сердце, а не строить из себя грёбаного высокомерного мудреца (на самом деле тупого маразматика), который дальше собственного крючковатого носа ничего и не видит! Рано мне ещё! Придёт время и для этого дерьма, верно?. .  Да… придёт хреново время.