-Нехристь, одно слово, - сплюнул Колыванов и тут же испуганно принялся креститься: на кладбище (любом) плевать примета очень даже плохая. 
     
     -Нехристь и есть, - согласился татарин.  – Зато, мертвяков не боюсь.  Не то, что ты.  А батька прав – место: лучше не найдёшь, - он оценивающе окинул взглядом заросшие кустарником холмы, окружающие поляну. 
     
     Есаул аж пятнами пошёл:
     
     -Да я… - но тут же нашёлся.  – А свинину или сало есть тебе Коран твой не запрещает? Или водку глушить? Тоже мне – правоверный…
     
     -Водку не запрещает, - откликнулся Азат.  – Коран про водку ничего не говорит, только про вино.  А сало… Аллах как говорит: если выбор перед тобой встал: сало есть или умереть – ешь, потому как живой мусульманин Аллаху милее мёртвого. 
     
     -Ага, а то тебе кроме сала жрать нечего, - ухмыльнулся есаул, – тоже мне: праведник. . . 
     
     -Грешник, я великий, - согласился Азат, - душегубец, за то мне в аду и мучаться, а не за сало.  А не перестанешь языком молоть, ещё один грех на душу возьму: друга убью.  Хоть и дорог ты мне есаул, как брат, но грехом больше, грехом меньше… Натура у меня такая, да и достал ты. 
     
     -Это кто ещё кого достал то? – начал по новой заводится есаул…
     
     -Замолчите, Колыванов, - раздражённо посоветовал Граевский, и есаул сразу сник: если Батька называет на «Вы» и по фамилии – значит спорить и правда не стоит, чревато…
     
     -Где же Леший? - как бы про себя поинтересовался Граевский, раздражённо отбросив ожегший пальцы окурок. 
     
     -Да тут я, Константин Фёдорович, тут, - Леший по своему обыкновению появился почти как из ниоткуда.  Только что не было его, и тут: здрасьте – стоит, как ни в чём не бывало, в сторону смотрит (была у Лёхи такая черта – прямо в глаза он никогда не смотрел), веточку какую то в руках вертит, словно и не уходил никуда.  К этой странности его в отряде давно привыкли, потому и не удивлялись уже.  Правда, по началу Колыванов как-то пообещал Лешего подстрелить, если тот ещё раз незаметно к нему подкрадётся.  Тот сделал выводы и начал вежливо покашливать, если приближался к есаулу со спины.  Раньше тот всё ещё вздрагивал, особенно если появлялся Лёха в не самый нужный момент, но потом притерпелся.  С другой стороны, со стороны Лешего это был чистый жест вежливости – попасть в него, если он этого не хотел, было очень непросто. 
     
     -Докладывай уже, - нетерпеливо потребовал Граевский, - чего там усмотрел?
     
     Лёха попытался выдержать паузу, набивая цену, но, наткнувшись на не сулящий ничего хорошего взгляд командира, предпочёл молчание не затягивать. 
     
     -Значит так, - начал он.  – Сначала о плохом.  Их больше, чем нас.  Я двадцать шесть душ насчитал, это без лошадей, конечно.  Лошадей, кстати, мало.  Конных всего пятеро, плюс две под поклажей.  Но нам от этого не легче. 
     
     Граевский кивнул.  Это в степи бы они от такого отряда ушли даже не запыхавшись, а в тайге, где особо не поскачешь, конный ты или пеший – разница небольшая.  Леший, меж тем продолжал. 
     
     -Оружие у них простое: винтовки, кое у кого гранаты.  Пулемёта не видел, значит, нет его.  У командира и комиссара ещё пистолеты.  У одного из рядовых тоже есть, но он его прячет: то ли ворованный, то ли ещё чего…
     
     Есаул усмехнулся: а ведь молодец Леший.  Начальство красное про пистолет спрятанный и не подозревает, а Лёха моментально просёк.  Знатный бы из него казак получился, но… А хотя, чем и не казак? Только что урка, так это и не минус в лесной жизни как бы. 
     
     -А хорошего то, что тогда? – поинтересовался Батька. 
     
     -Хорошего в нашей жизни нет, - философски откликнулся Леший, - а вот неплохое случается временами.  Ну, во-первых, что серьёзных людей там человек шесть, не больше.  Командир, явно из матросов, хоть и в седле держится крепко.  Видно, что из бывалых.  Комиссар.  По повадкам из наших, из деловых, но точно не скажу: может, по тюрьмам поднабрался.  Но глаза у него нехорошие, примерно как у Серёги нашего. 
     
     Крылов никак не отреагировал.  Глубоко ему было наплевать, что кто-то там думает об его глазах. 
     
     -Ещё четверо есть, которые повоевали, на фронте были, таких сразу заметно, - продолжал Лёха.  – Остальные: мусор.  Крестьяне или из фабричных.  Может и стреляли в них когда, но они и сами этого не поняли.  Грабить такие могут, орать, прикладом садануть, но не больше.  Винтовки как косы или топоры держат, мусор, короче.  Хоть и здоровые мужики такие, мордатые, но… Не здоровее Азата того же.  На фронте, Константин Фёдорович, сами знаете, такие первыми в могилу укладываются.  И этих уложим, если Господь поможет. 
     
     -Господь тому помогает, - заметил Граевский, - кто сам о себе позаботиться может.  Ещё что?
     
     -Тут того, - слегка замялся Леший, - дед давешний с ними, потому и идут так ходко. 
     
     Константин только тихо матюгнулся сквозь зубы. 
     
     
     Деда Граевский конечно помнил, ведь не далее, как вчера встречались.  Получилось так – вышел отряд вчера на небольшую такую лесную полянку.  А на полянке не то, что б стойбище какое-то тунгусское, а целый хутор, если можно так сказать.  Домов деревянных, конечно, и в помине нет, но чумы тунгусские, из шкур сшитые, стоят очень давно, сразу видно.  Опять таки, какой то огород присутствует, коптильня, что-то навроде склада.  Народу на стойбище не много: три взрослых мужика, жёны их, бабки какие то и детишки на чертенят похожие.  Эти в чумах поменьше живут.  А в центральном главном только один старичок обитает.