Просто она окончательно убедилась, что их совместная жизнь исчерпана раз и навсегда, а когда тебе далеко за тридцать, бабьего срока осталось всего-ничего.  Стало страшно, что время уйдет и жизнь уже не устроится никогда. 
     Оставшись один в кооперативной “хрущевке”, Кравец, пображничав месяца три, засел за новую рукопись.  Но в душе и в мозгу было как в урчавшем на кухне холодильнике: пусто, зябко и смрадно.  По утрам он механически отправлялся на работу в издательство, а по вечерам крутил видеофильмы, забывая их содержание сразу после просмотра.  Засыпал обычно в кресле глубокой ночью с банкой пива в руке — пришлось признать, что его “цистерна” выхлебана до дна и следует избегать крепких напитков, чтобы вновь не загреметь под капельницу. 
     Но даже оставшись один, он сторонился всяких литературных сборищ.  Он и на Веркину “презентацию” ни за что бы не пришел.  Но в последнее время его начал преследовать навязчивый образ вбитого в стену ржавого железного крюка с привязанной к нему веревкой… Кравец испугался и решил, что следует развеяться…
     На кухне тренькнула гитара.  Кравцу вдруг захотелось самому ощутить под пальцами гриф и он отправился на звук.  Но выяснилось, что собравшимся тут не до песен.  Бессрочный студент-заочник местного университета и с недавних пор по совместительству уфолог и экстрасенс демонстрировал свои паранормальные способности: раскачивал взглядом пламя свечи, читал чужие мысли.  Пламя вполне могло колебаться от сквозняка, а мысли у собравшихся сейчас разнообразием не отличались и угадать их большого труда не составляло.  Кравец криво усмехнулся.  Экстрасенс это заметил. 
     — Зря смеешься.  Когда-то поклонники “цепеллинов” потешались над самолетами. 
     — Да я не над тобой, — миролюбиво отмахнулся Кравец.  — Летай на здоровье. 
     К его спине упругой грудью приникла Верка. 
     — Кончайте фигней заниматься.  Надо в круглосуточный сгонять, пойло кончается.  У кого бабки есть?
     В наличии “бабок” никто не сознался, но сообщение об иссякающем “пойле” вызвало озабоченность и лишило экстрасенса внимания.  Это ему не понравилось.  Он на секунду завис и вдруг нашелся. 
     — Верка, не мути.  Кузьмин при деньгах, он сегодня картину на улице продал.  Иди, потряси жмотяру.  — И, видя, что кружок вокруг него поредел, раскрыл потертую сумку, порылся в ней и извлек из захламленных недр мятый канцелярский конверт.  — Вот, смотрите.  — Он вынул из конверта пожелтевший бумажный клочок неправильной формы.  — Этому цены нет. 
     Чокнутый Виталик проявил интерес. 
     — Что такое? Расписка на сто баксов?
     Уфолог пропустил вопрос мимо ушей и с достоинством разъяснил:
     — Это средневековый манускрипт.  Ко мне тут недавно приезжал один специалист по экстрасенсорике с мировым именем.  — Уфолог сделал многозначительный жест.  — Он подарил мне этот пергамент на прощанье.  Документ составлен в Констанце доминиканским монахом Нидером в тысяча четыреста восемнадцатом году.  Монах вступил в сношения с нечистой силой…
     — В какие такие сношения? — ехидно осведомилась Верка, высовываясь из-за плеча Кравца. 
     Уфолог сделал вид, что не слышал вопроса. 
     — Надо в полночь, в полнолуние, нарисовать на полу пентаграмму, на ее вершинах зажечь свечи и…
     — А менструальная кровь девственницы не требуется? — не унималась Верка. 
     — Твоя не подойдет, — огрызнулся экстрасенс и скороговоркой изложил механизм вызывания злого духа.  — А когда он появится…
     — …то поотрывает вам пустые башки, — грубо подытожил драматический актер, вваливаясь в кухню.  Он снова был не в духе, так как Верка упорно ускользала от его ухаживаний. 
     Верка приникла щекой к плечу Кравца и опять обожгла его своей огнедышащей грудью.  Настроение у нее было какое-то зыбкое. 
     — А что, давайте попробуем! — вдруг решила она. 
     — Ну, вот так вот прямо — бац и попробуем!. .  — заважничал уфолог, но она окрысилась на него:
     — Ты чего мозги пудришь?! Читай, давай, что там накарябал твой монах. 
     — Объясняю: не все так просто…
     — А я говорю, — встрял актер, — если ты не исполнишь желание дамы, могу нарушить тебе шейные позвонки.  Безо всякого злого духа. 
     Экстрасенс поморщился, но возражать не стал — “жрец Мельпомены” и впрямь мог набезобразничать.  Поднеся желтый лоскут поближе к свету, он всмотрелся и забубнил по слогам. 
     — Это ты по-каковски декламируешь? — осведомился актер. 
     — Здесь написано по латыни. 
     — Так ты и читай по латыни. 
     — А я как?. .  Я что, ее изучал?
     — Да уж, — картинно развела руками Верка, — вызовете вы духа! Грамотеи!
      — Ну, почему? — поразмыслил кто-то вслух.  — Может, он как раз и явится.  Чтоб грамотеям ума вставить. 
     — Короче, — злорадно заключила Верка, — хватит дурью маяться! Давай, гони за пойлом. 
     — Я могу прочитать по латыни, — вызвался Чокнутый Виталик. 
     Экстрасенс отмахнулся: — Виталик, утухни! Тебя тут не хватало!
     — Да я пол-Овидия знаю наизусть!. . 
     Верка потрепала Виталика по щеке. 
     — Ты бы лучше в магазин сбегал. 
     — Ну тогда вот Кравец. 
     — Он что, католический богослов? — проворчал актер.