Он чувствовал, что не находит нужных слов, путается и робеет, как мальчишка.  Кравец, прослывший краснобаем даже в велеречивой литературной среде, не узнавал сам себя… Чертовы гормоны! Надо было принять Веркино предложение, тогда физиология бы не довлела… Но он понимал, что дело не в гормонах.  Наташа как-то странно и необычно волновала его.  Скорее в сердце, чем в памяти, ни с того, ни с сего всплывали обрывки полузабытых воспоминаний, исполненных юношеского томления, волнующих запахов и звуков. 
     Возле очередной “девятиэтажки” она остановилась. 
     — Ну вот, я почти пришла. 
     — Я провожу до квартиры, — вызвался Кравец.  — Сейчас во дворах и в подъездах такое случается…
     — Не надо.  — Ее тон не допускал возражений.  Повисла пауза. 
     — У вас есть телефон? — спросил он. 
     — Нет. 
     — А на работе?
     Она замялась. 
     — Меня по нему почти невозможно застать. 
     Кравец про сотовый спрашивать не стал.  Понял, что на этом все кончается, и ему стало обидно.  Все-таки он, можно сказать, спас ей жизнь.  Нет, он не рассчитывал на награду — добро, сотворенное из корысти, угодно дьяволу.  Но все же…
     Наташа вдруг протянула руку и коснулась пальцами его щеки.  Кравец вздрогнул от неожиданности. 
     — Я вам… так благодарна… тебе.  Я сама позвоню.  Скажи номер. 
     Он торопливо вытащил портмоне.  Визитка у него была роскошная.  И надпись на ней “член Союза писателей” все же что-нибудь да значила. 
     Наташа, не взглянув, сунула карточку в сумку. 
     — Ну все, пока. 
     — До свидания. 
     Когда она свернула во двор, он украдкой выглянул из-за угла, но ничего не увидел.  В темноте раздавался лишь стук ее каблучков.  Потом лязгнула железная дверь подъезда.  Кравец прикинул, какая по счету. 
     По дороге он чувствовал, что в щеке, которой коснулись Наташины пальцы, пульсирует неведомое тепло.  Дома, едва раздевшись, он завалился на кровать, но долго не мог уснуть. 
     А под утро ему приснилось, что он занимается с Наташей любовью.  Сон был настолько живой, что Кравец едва не принял его за явь, а проснувшись, почувствовал в плавках липкую влагу.  Он давно не был с женщиной, но такая подростковая “причуда” поразила и даже напугала его.  За несколько часов в нем что-то изменилось.  И это что-то было связано с Наташей, все знакомство с которой сводилось к мимолетному разговору о пустяках. 
     4
     Кравец ждал Наташиного звонка всю неделю.  На работе, заслышав телефонный зуммер, стремглав бросался в свой кабинет, который делил еще с двумя сотрудниками.  Всякий раз оказывалось, что звонили не ему. 
     Дома повторялась та же история.  Последние три ночи он почти не спал, чувствуя себя совершенно разбитым и несчастным.  А на четвертую, провалившись в глухое забытье, под утро не смог стряхнуть его вовремя, когда телефон подал голос.  Примчавшись в прихожую, Кравец сорвал трубку, которая приветствовала его протяжным гудком.  Он опоздал на какое-то мгновение.  Это не могла быть Наташа.  Чего ради она стала бы звонить малознакомому человеку в такую рань? Но он весь день не находил себе места. 
     Кравец сто раз повторял себе, что это не более, чем блажь одинокого мужика.  Девчонка, в сущности, по сравнению с ним, которую он едва успел разглядеть, лишила его покоя.  Он кривился в ухмылке, оживлял в памяти мужские сальности, но ничего не помогало.  Оставалось признать, что она… что он… Да нет же! Не бывает ничего такого… с первого взгляда. 
     Но всякое дело валилось у Кравца из рук, и жизнь определенно грозила пойти наперекосяк. 
     В пятницу вечером Кравец понял, что с этим нужно немедленно что-то делать, оделся и вышел из дома.  Летние сумерки не принесли прохлады.  Раскаленный за день асфальт источал горячее марево, в дрожании которого расплывались очертания предметов и фигуры прохожих.  Должно быть, от жары у Кравца тупой клин не выходил из сердца, и валидол не помогал. 
     Он быстро нашел Наташину “девятиэтажку” и прямиком отправился к нужному подъезду.  Здесь на лавочке заседал “страшный суд” в составе дворовых кумушек и старушек.  Кравец, призвав на помощь все свое обаяние, поздоровался и завел светский разговор.  Но разговорчивых незнакомцев дворовые сплетницы по нынешним временам не жаловали, подозревая в них потенциальных “домушников” или маньяков.  Понимая это, Кравец быстро перешел к делу — поинтересовался, в какой квартире живет Наташа, которая выглядит так-то и так?
     Бабушки переглянулись, кумушки пожали плечами.  Никакой подобной Наташи они не знали.  Кравец предусмотрительно объяснил причину своего интереса.  Они вместе ехали в троллейбусе, разговорились и познакомились.  А выходя, Наташа забыла сумочку с важными документами.  Когда он это обнаружил, ее уже и след простыл.  Она, конечно, ищет его, а он, к счастью, знает дом, в котором она живет.