Торговец обмяк и осел на доски.  Девочка спиной почувствовала неладное и поспешила обернуться, но в эту самую минуту увидела перед собой прозрачный, синий взгляд.  Он заслонял собой все пространство крохотной, полутемной лавки, внушая трепет и взывая к повиновению. 
     - Теперь послушай, - шепнул чужестранец, протягивая малышке украшение.  – Этот браслет отныне твой.  Опасайся потерять его, Нум! Он принесет тебе куда большее счастье, чем то, что сосредоточенно в твоем имени, но если по своему небрежению или глупости ты потеряешь его… - незнакомец выдержал жуткую паузу, и ее тяжесть камнем упала на плечи девочке.  – В этом случае тебя ждет участь несравнимо ужаснее той, что постигла твою сестру. 
     - Откуда ты знаешь о Хаят?! – в священном страхе выдохнула девочка. 
     - О Нум, малышка Нум… - вздохнул незнакомец и снова лучезарно улыбнулся.  – Я знаю все. 
     
     
     * * *
     
     
     Ее плоть составляли пески пустынь, Ее силе могла позавидовать сама смерть, а ее разум в десятки тысяч раз превосходил человеческий.  Почуяв движение толщи песка над головой, Она шевельнулась, расправляя тончайшие щупальца, и уловила вибрацию земли всем своим нереальным существом. 
     Подобная капле ртути, собравшейся в крохотный, ядовитый шар, Она пробудилась от дремы – и приподнялась, считывая информацию об источнике шума.  Мгновение – и Тих уже знала все. 
     Кто. 
     Сколько. 
     Как далеко. 
     И… зачем они пришли. 
     
     
     * * *
     
     
     Грохот бьющейся утвари, резкие крики, топот ног и бряцанье клинков они услыхали еще издалека.  Малышка Нум и безымянный чужеземец не сговариваясь переглянулись. 
     - Это за мной! – выдохнула девочка, понимая, что одновременно с ней мужчина сказал то же самое.  – За… нами?. . 
     Купец кивнул. 
     - Точно так же они приходили за Хаят, - едва сдерживая слезы бросила Нум и, с трудом понимая, что делает, схватила незнакомца за руку и несмело потянула за собой.  – Пойдем, из лавки есть потайной выход.  Улица безлюдная, узкая и темная, и мы успеем…
     Только теперь она обернулась в сторону лежащего на прилавке Мохаммеда.  Купец с удовлетворением отметил, что ее глаза не отразили почти никаких эмоций, кроме легкого сожаления. 
     - Они скажут, что это сделала я, - шепнула девочка обреченно, и потянула за руку сильнее. 
     Мужчина смерил ее оценивающим взглядом: странно, но испуг, который она испытывала перед людьми халифа, перевешивал благоговейный ужас пополам с обожанием, которые чувствовала рядом с ним.  Его это полностью устраивало. 
     - В таком случае, мы не можем оставлять твоего отца в этом… нелепом положении! – усмехнулся он и, не обращая внимания на приближающиеся крики и топот, присел на корточки рядом с незадачливым торговцем. 
     - Мохаммед, проснись! – сказал он едва слышно и провел указательным пальцем свободной руки вдоль блестящего лба старика. 
     Ладошка Нум, по-прежнему крепко цепляющаяся за загорелые пальцы чужеземца, мгновенно вспотела и обмякла. 
     - Отец ведь не называл тебе своего имени. . . 
     Ее шепот, едва различимый в разразившемся на дворе светопреставлении, тем не менее, не укрылся от чуткого слуха незнакомца. 
     - Ты смелая, Нум, - только и сказал он.  - Но сейчас – ради нашего же с тобой спасения – будь еще и благоразумной! Не задавай мне вопросов, на которые я в эту минуту не могу ответить! Поспешим!
     С этими словами купец поднялся с колен, а Нум потянула его к потайному выходу, искусно замаскированному вышитыми на продажу платками.  И только полы его фараджии исчезли из виду, как в лавку ворвались сверкающие обнаженными клинками стражники во главе с самим вали. 
     Заметив хозяина лавки, поднимающегося ото сна и с удивлением переводящего взгляд с одного лезвия на другое, вали на мгновение растерялся: весь Базар-э-Тэхран на ногах, а тот, к кому нынешняя облава имеет непосредственное отношение, спит блаженным сном праведника!. . 
     - Твоя дочь.  Она немедленно должна отправиться с нами: ее желает видеть шахиншах! – выпалил он, выпучив глаза для лучшего эффекта. 
     Разобрав, наконец, чего от него хотят стражники, так бесцеремонно ворвавшиеся в лавку, торговец взмахнул руками:
     - О, моя дочь, моя негодная дочь, что же она наделала?! Конечно, я немедленно позову ее, она, должно быть, прячется вон за теми корзинами! Там ее излюбленное место! Ах, неблагодарная, да не увеличит Аллах ее дни! Забирайте ее, чтоб не видели мои глаза этой змеи, только позвольте мне сначала забрать у нее браслет, который она украла вместе с этим проходимцем!
     Услышав слово «проходимец», вали насторожился. 
     - Расскажи мне, любезный друг, кого ты имеешь в виду, говоря свои слова? – спросил он, шагнув навстречу Мохаммеду. 
     Тот отшатнулся от обнаженного клинка, но не удержался на ногах и упал на обитый бархатом табурет.  Зубы его застучали так, что звон драгоценных протезов можно было услышать на улице. 
     - О мой справедливый господин, опусти саблю, я расскажу, я все расскажу! Только опусти! – заикался он, щурясь и вздрагивая, будто умалишенный. 
     Вали бросил на торговца презрительный взгляд, но опустил руку с клинком, упирая его в узорчатый ковер прямо между ног Мохаммеда. 
     - Говори же! – властно приказал он. 
     - Скажу! Скажу, клянусь Аллахом! Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!. .  Этот человек пришел ко мне в лавку нынче утром.  Он скрывал свое лицо, точно вор, но я поверил в его честность, увидев его нарядную фараджию и величественные манеры! Он принялся рассматривать платки – эти чудесные шелковые платки – один за другим, будто бы выбирал какой-нибудь из них для своих жен или невольниц! Но ничего не покупал – ни дорогого, ни дешевого! Я заподозрил неладное, и хотел было уже выгнать его с позором, но тут он обманул меня, обманул мои уши и мои глаза!
     Суровый взгляд посланника халифа сделался еще жестче.  Наклонившись к самому лицу Мохаммеда, вали выплюнул ему в лицо:
     - Как он обманул тебя?
     - О, Аллах милосердный да смилуется надо мной, несчастным! – что было мочи взвыл торговец, кидаясь в сторону от смрадного дыхания вали, но тот приподнял саблю и прочертил острием долгую полосу на полу лавки. 
     Зловещий скрежет металла о камень под разрезанным ковром возымел свое действие.  И Мохаммед зашептал, ощущая, как одежда становится мокрой:
     - Он пообещал мне купить для Нум самый дорогой браслет в моей лавке – и я согласился, ибо тогда и браслет остался бы со мной, и деньги за него я смог бы получить дважды!. .  – выпалил торговец, и его руки обессилено повисли. 
     - Браслет?! – зарычал вали, замахиваясь саблей.  – Какой еще браслет, о мерзостный, о змея! Отвечай!
     Мохаммед взвыл и повалился на пол, поминая Аллаха и расставаясь с последними крохами самообладания. 
     - Это тот самый браслет, который достался Хаят – и который вы украли у нашего владыки?! Отвечай! – кричал вали, занося саблю для удара.  Шелковый платок, оказавшийся на пути смертоносного лезвия, распался надвое. 
     - Да! Тот самый! – заплакал торговец, загораживаясь рукой от сверкающей под самым потолком стальной полудуги.  – На нем еще надпись… «Фаридун»… Выложенная завитками и рубинами… Но моя дочь не сумеет ее прочесть, она не знает персидского! Да и арабского тоже! Она вообще не умеет читать!. . 
     Закончить торговцу не пришлось.  Рассекая пропитанный потом воздух, сабля со свистом опустилась ему на голову и вышла, окровавленная, у самого основания шеи.